Во втором кармане мои пальцы нащупали ещё кое-что, и на свет я вытащил камушек, подаренный гномами. Висящий на простой ниточке фиолетовый неогранённый иолит покачивался на ветру.

Едва слышно, одними губами, я произнёс «эз-ле», и камушек, озарив ступеньку внизу небольшим светящимся кружком, так же наполненным рунами, крутанулся и указал острым концом в сторону города.

— Ох, государь, как вам небо-то сегодня благоволит. Вы ещё и безделицу у них прикупили…

— Не-е, это мне подарили.

— Борис Палыч, они не взяли денег?!

— Нет же, говорю.

— Подарок? — Захар стал заметно серым, — От гномов?!

Кстати, вниз он не смотрел, а значит, кружок света и вправду не увидел.

— Ну, видимо, да…

— Негоже принимать дары от гномов! Горный народ никогда не даёт безвозмездно, он всегда потребует взамен больше, — Захар опять принялся за своё, обхватив голову и чуть не плача, — Уж лучше волк, чем гному долг!

Это тоже прозвучало, как пословица, которая явно тут была в ходу, и я непроизвольно покосился на иолит.

— Во как, — я усмехнулся.

— Да, барин! Гном взаймы сорвёт исподнее, и достанет в преисподней, — протараторил Захар, подняв глаза, и вдохнул воздуха для ещё одной мудрости, но я его остановил:

— Так, всё, всё, понял! Слушай, ну а купить… то есть, украсть… Это можно у гномов?

Зря я это сказал. Набранный воздух медленно зашипел через губы побледневшего орка.

— Ук… ук… укра-асть?! — Захар стал заикаться и мелко задрожал, — Гос-с-сподину б-барону это т-точно не понравится.

Вот что я могу сказать точно, так это то, что поведение слуги не нравилось уже мне.

— А мы ему не скажем, — в моём голосе прорезалась сталь, и слуга сразу перестал дрожать.

О каком-таком бароне идёт речь, я не знал, но ставить его в известность не собирался. Это тело и так, насколько я понял, склонно к поиску проблем на свою зелёную задницу.

А камень мой. И только мой. Пусть только эти гномы опять сунутся, я их… ну… не отдам, в общем. Все ноги им своими рёбрами переломаю.

— Ладно, идём, где там наш э-ки-паж, — буркнул я, пробуя на вкус такое элегантное слово.

— Прошу, прошу вас, барин, — Захар спрыгнул на ступеньки ниже и опять чуть ли не раскланялся, указывая на дорогу. Была б красная ткань, наверное, и дорожку б расстелил, так он спешил увести меня с этой горы.

Пока мы спускались по склону, поросшему луговой травой, я, прихрамывая и стараясь не сильно показывать, как изменился, потихоньку цедил из Захара нужные сведения. А старый орк болтал без умолку на радостях, что со мной всё в порядке, и вот он я, рядом — целый и невредимый, да ещё и какой-то необычно добрый. «То-то матушка была бы довольна!»

В основном это была пустая болтовня, но выцепить из неё ценную информацию я смог. Звали меня и вправду Борис Павлович Грецкий, и фамилию я носил отцовскую. Жили мы со своим слугой внизу, в Качканаре, где снимали комнату.

Сложно было задавать наводящие вопросы, чтобы не вызывать подозрительных взглядов, но я уже привык при любом случае браться за голову и охать: «Ничего не помню, как так-то?!» Тем более, голова и так побаливала, как и всё остальное тело.

«А своего дома нет? О-о-о… не помню».

«Дык заложили дом, Борис Павлович, когда вы в прошлом году проигрались… Ох, простите, не моего ума дело! Что я себе позволяю?!» — и по щеке себя, по щеке, — «Когда вам деньги надо было на новое дело, так вы говорили».

«Ясно… А где мой отец? О-ох! Как болит, не могу вспомнить!»

Иногда приходилось делать грозное лицо, чтобы поднажать на слугу, но чаще это приводило к обратному эффекту. Он начинал просить прощения и хныкать, а информации в этом нытье было ноль.

Захар многое в разговоре опускал, потому как мне это и так должно быть известно. И мне усиленно приходилось напрягать мозги, составляя пазл, потому как переспрашивать десятки раз даже мне надоедало.

Матушка моя, уважаемая чистокровная эльфийка Софья Марковна Каменская, к сожалению, умерла всего полгода назад, «Древа ей Небесного!»

Мой отец, тверской князь Павел Грецкий, чистокровный орк и «яродей четвёртого круга», маленького меня вместе с матушкой сослал в Пермь к сестре… «Любил он вашу матушку, но такой брак тамошняя знать не принимала, и любовь тут помочь не могла!»

До меня только тут дошло, почему я полукровка. Орк и эльф, значит… И сразу вспомнилось слово «орф», которым меня назвали гномы, и чему я тогда значения и не придал. А оно вон как получается.