Капитан «Ворона» Дуглас Маккартур, его первый помощник лейтенант Эдмундс и горстка верных мичманов и старшин заперлись в относительной безопасности — кают-компании. Дубовые двери, запертые на массивные засовы, дрожали под ударами снаружи. Воздух внутри был густ от порохового дыма — осажденные отстреливались через прорубленные в дверях бойницы. Стреляли редко, экономя патроны, но метко. Несколько тел уже усеяли узкий коридор перед дверью, но толпа, обезумев от страха и спирта, не отступала.

— Сдавайтесь, сэр! — орал Гаррисон, прижимаясь к стене рядом с дверью, опаляемой пламенем очередной самодельной бомбы. — Открывайте! Отдайте нам жратву, винтовки, патроны! Мы уйдем по льдинам к материку! Шанс есть! А здесь — смерть! Мы не хотим гнить в этой ледяной тюрьме!

— Молчать, мятежная сволочь! — рявкнул Маккартур, его лицо, обычно холодное и надменное, в свете керосинки казалось бледным от гнева и напряжения. Он перезаряжал револьвер. — Уйти по льдам? В эти пустоши? Это самоубийство! Мы будем держаться до последнего патрона! Адмиралтейство знает наш курс! Помощь придет!

— Помощь?! — захохотал кто-то из толпы. — Через полгода? Когда мы уже будем ледяными мумиями? Открывай, Маккартур, или сожжем тебя в твоем дубовом гробу!

Лейтенант Эдмундс, молодой, но хладнокровный, метнул взгляд на капитана. В его глазах читалось то же, что и у Маккартура: понимание обреченности. Они продержатся еще минут десять, не больше. Толпа возьмет их измором или подожжет. Шансов нет. Внезапный грохот выстрела из коридора заставил всех внутри вздрогнуть, но выстрел был не по ним. Послышались дикие крики, уже не ярости, а чего-то другого — изумления? Страха?

— Russians! — пронзительный, истеричный крик одного из матросов, бившегося в толпе у дверей, разрезал гул. — The Russians are coming to us! Look at this!

На мгновение воцарилась мертвая тишина, даже стук в двери прекратился. Потом — грохот бегущих ног по палубе, панические возгласы. Маккартур и Эдмундс переглянулись. Русские? Русские идут к попавшему в беду британскому кораблю? Не веря своим ушам, они подбежали к забитому досками иллюминатору, сняли щит.

В узком проходе, который еще не успел окончательно затянуться льдом, маячил знакомый силуэт. «Святая Мария». Русский барк. Их преследуемая жертва. Она покачивалась на волнах, хотя ее борта почти касались ледяных стен. На палубе виднелись огни факелов в руках людей, видимо, смотревших на беспомощного «Ворона», как на диковинного зверя в ловушке. От корабля шла шлюпка, над которой гордо реял Андреевский флаг.

— Они не ушли… — прошептал Эдмундс, не в силах оторвать глаз. — Зачем они отправили к нам шлюпку? Чтобы добить нас? Насладиться нашим позором?

Маккартур стиснул зубы. Гордость и отчаяние боролись в нем. Умереть от рук мятежников — позор. Погибнуть под русскими ядрами — хоть какая-то воинская смерть. Но… зачем они послали шлюпку? Почему не стреляют? Может, им что-то нужно о потерпевших кораблекрушение?

Он усмехнулся собственной наивности. Что-то? Да все! Уголь, провиант, оружие, до которого, к счастью, не добрались мятежники, ибо оно надежно спрятано. А ведь это шанс подавить бунт! Сыграть на исконной ненависти рядового британца ко всему чужому, тем более — русскому. Тот же Гаррисон… Он ходил под его командованием в Азовское море во время Восточной компании. Был приказ провести несколько канонерок через «Girlo» — узкий пролив, соединяющий море с Ахтанизовским озером, а оттуда — через реку, с названием Казачий Ерик, попасть в Кубань, которая, судя по картам, впадает в Черное море. Таким образом, британские корабли могли оказаться в тылу русского флота. Не вышло. Казаки и местные жители из местечка Пересыпь не дали войти в узкое «Girlo». Так что незачем боцману Гаррисону любить русских.

— Эй, Джордж! — крикнул капитан, обращаясь к боцману. — Мы же старые товарищи с тобой! Помнишь, пальбу казачьих ружей на Азовском море?.. Так сейчас эти казаки плывут, чтобы отнять у тебя последнее — жратву и виски, до которого ты дорвался.

— Врешь, Маккартур! — откликнулся Гаррисон. — Никогда мы с тобой товарищами не были… А русские, что ж… Не они к нам пришли, а мы к ним… Теперь, считай, квиты… Тем более, если они возьмут нас на свой барк и доставят домой! Верно, парни!.. А с тобой и твоими прихвостнями мы еще поквитаемся… Айда, братва, на палубу, встречать казаков!

— Похоже, сэр, — проворчал Эдмундс, прислушиваясь к приветственным крикам, которые доносились с палубы, — вы сделали неверную ставку.

Петя ерзал у меня на плечах, маленькие сапожки стучали по моей груди в такт его нетерпению. Его восторженный шепот обжигал ухо:

— Папа, папа! Скоро? А они будут стрелять? Настоящими пушками? А саблями махать? Правда?!

Я крепче придерживал его за ноги, чувствуя, как напряжено все его легкое тельце, устремленное вперед, к серой глади Невы. Холодный ветерок со взморья щипал щеки, принося запах дегтя, пеньки и морской соли. Петербург вставал за нашими спинами величественным и мрачным, но сейчас нас интересовало только водное пространство перед Адмиралтейством.

Посреди зимы вдруг наступила оттепель. Дабы преждевременно начавшийся ледоход не снес мосты, комендант Петропавловки приказал его взрывать. А командир флотского экипажа контр-адмирал Корнеев решил воспользоваться изменением ледовой обстановки и провести учения по захвату вражеского судна в арктических водах. О чем любезно предупредил меня. И спасибо ему, ведь я давно обещал показать своему наследнику абордаж.

— Скоро, Петенька, — ответил я, стараясь, чтобы в голосе звучало спокойствие, а не то же самое мальчишеское нетерпение, что клокотало во мне самом. — Заряды в пушках будут холостыми. А сабли настоящие. И драться будут по-настоящему. Учебный бой, но честный.