Поэтому я понимаю Семёна Абрамовича. Ни к чему лишний раз светиться перед безопасниками. Поэтому крепко пожал руку, а потом обнял и шепнул:

— Всё будет хорошо, Семён Абрамович.

— Я в этом не сомневаюсь, Петя, ни капельки… — последовал ответ.

— Ну давай, инженеришка, тоже обниму тебя, что ли, — хмыкнула Матрона Никитична. — Веди себя там хорошо, а не как обычно. Туалеты не обоссывай, а то мне за тебя будет стыдно!

— Да что вы такое говорите, Матрона Никитична, я уже давно такими делами не занимаюсь. По крайней мере один. Только прилюдно, — поддержал я подколку.

Мы обнялись, я чмокнул морщинистую щёчку на прощание.

Они отошли в сторону. В самом деле уселись на скамейку. Да-а-а, Семёну Андреевичу ещё предстояло сообщить что у него появились лишние деньги. Причём немалые деньги. Надеюсь, что они их потратят в своё удовольствие. Всё-таки они старенькие уже. Много ли им осталось…

— Ну, пойдём? — подмигнул я Наташке. — Проводишь меня и передашь с рук на руки.

— Надеюсь, что ты вернёшься таким же, каким уезжаешь, — шутливо сдвинула брови Наталья.

— Здравствуйте, товарищи! Кто тут последний за чехословацким пивом? — с улыбкой спросил я, когда мы подошли.

Эта фраза вызвала смешки у группы. Один из молодых людей, вихрастый и веснушчатый, ответил:

— Как бы ещё кнедликов к пиву не навешали! Жигулёв? Только тебя и ещё одного ждём.

— Жигулёв. В случае чего от любых кнедликов отобьёмся, — подмигнул я в ответ и повернулся к Наташке. — Ну что, родная, давай прощаться. Товарищи меня дождались, так что дальше проводи стариков. Да и сама давай домой. Не надо стоять на перроне и махать платком. Как-то это всё очень сентиментально…

— Ладно, — Наташка вздохнула, но в глазах у неё играли искорки. — Только смотри, возвращайся скорее. А то я без тебя скучать начну.

— Обещаю, — я притянул её за талию и чмокну в щёку. — Если что, телеграмму пришлю. «Вылетаю, встречайте цветами».

Она фыркнула, оттолкнула меня, но тут же поправила воротник моей рубашки, будто боялась, что я замёрзну по дороге.

— Ты бы хоть шарф повязал, — проворчала она. — Вон, смотри, ветер уже поднимается.

— Шарф — это для стариков, — засмеялся я. — А я ещё боец, Наталья Васильевна.

Вихрастый парень из группы нетерпеливо ёрзал на месте. В это время подошла последняя из группы туристов. Вихрастый радостно приветствовал её. Потом же повернулся ко мне.

— Эх, любовь-морковь, — протянул он. — Давай, мужик, а то поезд не ждёт.

Я кивнул, ещё раз глянул на Наташку — она стояла, скрестив руки, и смотрела на меня так, будто хотела запомнить каждую чёрточку. Может быть, почувствовала? Почуяла какой-то частью загадочной женской души, что я не собираюсь возвращаться?

— Ну всё, — буркнул я, чувствуя, как в горле запершило. — Давай, иди.

Она махнула рукой, развернулась и пошла, даже не оглянувшись. А я ещё секунду смотрел ей вслед, потом глубоко вдохнул и шагнул к вагону.

— Опаздываем? — спросил я у вихрастого.

— Да нет, — тот хмыкнул. — Но если будешь так к каждой бабе прилипать, точно опоздаешь.

Я только усмехнулся в ответ. В голове уже стучали колёса, гудел гудок, и где-то далеко, за поворотом, маячила Чехословакия — с её пивом, кнедликами и обещанием чего-то нового.

— Так, внимание! Билеты у меня. Подходим и разбираем! — громко скомандовала женщина, чем-то напоминающая Нонну Мордюкову, как строением тела, так и лицом. — Не задерживаемся — поезд ждать не будет.

Я покорно кивнул, получил свой билет и двинулся в купе. Когда закинул чемоданчик наверх и уселся у окна, то уставился на троицу провожающих. Наташка махала и грустно улыбалась. Семён Абрамович чуть приобнял Матрону Никитичну и тоже покачивал головой.

Неожиданно на перрон выскочил Макарка. Он закрутил головой и увидел сидящих. Быстро подскочил к ним и спросил. Наташка указала на мой вагон. Макар быстро пробежал взглядом по окнам. Я помахал ему в стекло. Он кинулся со всех ног к вагону и закричал:

— Дядя Петя! Меня в секцию бокса взяли! Представляете? Обещали разряд дать! Когда вернётесь, то я обязательно стану разрядником!

— Давай, Макар! Давай! Не отступай и не сдавайся! — я поднял вверх сжатый кулак. — Всегда иди до конца!

— Да, дядя Петя! Всё так и будет! Быстрее возвращайся!

В это время поезд засвистел. Он как будто дал сигнал к тому, чтобы люди на перроне начали махать руками, прощаться, активнее рыдать. Я помахал рукой в ответ, послал всем воздушный поцелуй и в это время поезд зафырчал и тронулся.