— Да я просто поговорю с человеком, Валерьян Валерьяныч. Культурно, по-хорошему.

Он сделал два шага навстречу детине. Тот расплылся в язвительной ухмылке. Его провокация достигла цели.

— Что, русский Иван, нашёл…

Он не договорил. Быстрый, как пружина, удар Никифорова в солнечное сплетение не был ни злым, ни даже громким. Просто короткий, сухой удар, почти незаметный даже для тренированного глаза. Детина осел, словно подкошенный, глаза его полезли на лоб от непонимания, а изо рта с шумом вырвался воздух вместе с перегаром.

Никифоров наклонился к его уху и что-то негромко сказал. Потом поднялся, достал футляр, водрузил очки на переносицу и вернулся к группе.

— Всё, — буркнул он. — Объяснил товарищу правила поведения в общественных местах. Пойдёмте, а то поезд дальше пойдёт без нас.

На перроне воцарилась оглушительная тишина. Даже смешки и выкрики стихли. Нас провожали уже не презрительными ухмылками, а тяжёлым, уважительным молчанием. Молчанием, которое говорят только тем, кто сам умеет заставить себя уважать.

— Никифоров! Это же… это же нарушение всех инструкций! — зашептал Веденеев, бледнея. — Я вынужден буду доложить!

— Доложи, Валерка, — равнодушно бросил Никифоров, подхватывая свой чемодан. — Так что докладывай о том, что я помог человеку справиться с его аллергией. Вон, как задыхается, пришлось оказать первую помощь. Так ведь, товарищи?

— Да, Никифоров помог человеку во время приступа, — сказала одна из девушек. — Он прямо-таки герой! Ему памятник нужно поставить, а не на карандаш!

— Так что давай, бери меня на карандаш. А я тебя — на перо за наплевательское отношение к представителю братского народа. Чёрным по белому.

Веденеев резко замолк и сделал вид, что срочно сверяет список.

— Правильно ты, Коль, всё сделал, — сказал я, догоняя Никифорова. — По-другому с ними никак.

— Да я ему всего лишь про цирк рассказал, — хитро прищурился он. — Что клоуны должны на арене выступать, а не на перроне. Не понравилось ему представление.

— Он не представитель братского народа, молодой человек, — проговорил стоящий неподалёку молодой парень в шляпе и пенсне. — Это не чехословак. Это тоже русский. Приехал к нам лет семь назад, обосновался. А теперь вот ходит и устраивает… подобное представление. А его так называемые друзья только подзуживают.

Парень показал на группу молодых балбесов, которые переговаривались между собой, поглядывая на нас. Балбесы походили на завсегдатаев баров, на тех самых, у которых всегда чешутся кулаки.

— Русский? Релокант, что ли? — задумчиво спросил я.

— Кто? Гад? Ещё какой гад. Надо же, на своих так кричит… Так что правильно вы ему помогли «справиться с приступом», — улыбнулся молодой мужчина в ответ.

Он прикурил, щурясь на ту самую компанию балбесов. Те уже оправились от неожиданности и начинали постепенно оживать, как мухи после зимней спячки. Перешёптывались, поглядывали на нас злее, набирались наглости. Один, в клетчатой рубахе, даже пару раз шагнул в нашу сторону, но, встретившись взглядом с Никифоровым, тут же сделал вид, что разглядывает расписание.

— Ну вот, — вздохнула Мария Сергеевна, подхватывая свою саквояж. — Показали мы им «русского Ивана». Теперь, наверное, до самого общежития будем идти в сопровождении такого почётного эскорта. Смотрите, уже собираются.

Действительно, компания начала нехотя, но неотвратимо сбиваться в кучку. Видно было, что чести терять не хотят, но и лезть на рожон после наглядного урока тоже.

— Ничего, — Серёга хрустнул костяшками пальцев. — Прогуляемся. Свежим воздухом подышим. Если что, Коль, ты им про цирк, а я про зоопарк расскажу. Про обезьянник, например.

— Прекратите! — зашипел Веденеев, окончательно позеленев. — Вы ещё больше усугубите ситуацию! Надо идти быстро, не провоцируя! И соблюдать порядок! Автобус ждёт нас у вокзала!

— Валерка, а ты иди в авангарде, — предложил Никифоров, не глядя на него. — Разведка боем. Если что — свистни.

Мы двинулись по перрону плотной группой, как броненосец в мутной воде. Нас провожали взглядами — злыми, насмешливыми, но уже без прежней наглой безнаказанности.

Милиционеры на перроне старательно отводили взгляды и делали вид, что ничего не произошло. Как будто их не касалось происшедшее.

И ведь почти вышли с перрона, когда в спину ударило хлёсткое:

— Стоять, пид…сы! Стоять! Завалю!

Я обернулся. Тот самый верзила, которого вроде бы успокоил Никифоров, успел оправиться и теперь готовился ко второму акту представления.

У милиционеров неожиданно появились какие-то важные дела, отчего они едва ли не бегом направились в противоположную часть платформы.

Верзила же в окружении своих балбесов уверенно двигался к нам. Толпа расступалась перед ним, как море перед Моисеем. Ещё немного и начнётся стычка…