Внезапно дверь открылась, ударившись о стену. Перед глазами возник силуэт Яна, освещенный ярким лучом солнца из коридора. Его улыбка изменилась, стала жесткой и зловещей. В руке мой радушный хозяин сжимал револьвер. Зрачок пистолета по холоду можно было сравнить с глазами Яна.

За ним стояли двое мужчин в серых костюмах, молчаливые, угрюмые. На твёрдых, словно высеченных и булыжников лицах никаких эмоций.

Голос Яна порвал тишину в клочки:

— Прошу простить, друг мой, но дела важнее дружбы. Наши планы поменялись, и теперь ты представляешь другую ценность.

Оцепенение схлынуло, уступив место дикому гневу. Ненависть вскипела горячим потоком крови. Пространство наполнилось чувством бессилия и беспомощности.

Резко оттолкнувшись ногами от края ванны, я шагнул вперед, неловко поскользнувшись на скользких плитках пола. Заодно ударил таз ногой, выплёскивая воду наружу. Вода обильно растеклась по полу, заставив мужчин чуть отшатнуться.

Мужчина справа тоже сделал шаг вперёд, и в его руках неожиданно появился черный металлический предмет — небольшой пистолет. CZ 52, если меня не подводит зрение.

— Нет смысла сопротивляться, сволочь коммуняцкая, — сухо сказал он с небольшим акцентом. — Поверь, разговор предстоит долгий и важный.

Осознавая тщетность попыток выбраться, я встретил презрительный взгляд Яна:

— Что? Разочарован, русский? А я ведь тоже русский… Наполовину! Мой папа освобождал Прагу в сорок пятом! А его за это в расход! Свои же! Поэтому я вас так ненавижу! Хотя и хорошо скрываю.

Его улыбка была последней каплей.

Отец освобождал Прагу в сорок пятом? Но там же в мае власовцы напали на бывших союзников — фрицев. Таким образом они хотели прорваться к американцам и уйти от советских воинов, которые дышали им в затылок. Кого настигли советские войска, тем не дали уйти. Даже Власова вытащили из американского джипа, чтобы повесить на родной земле вместе с другими офицерами-предателями.

Власова повесили, а потом его войскам в моём времени поставили памятник в Праге…

А теперь Ян хочет мне таким образом отомстить за отца?

М-да, подвело чутьё Семёна Абрамовича…

Или не подвело? И меня специально направили к этому человеку?

Да ну, не стоило так извращаться. Скорее всего, у этого перца получилось обвести старого еврея вокруг пальца. Однако, мне от этого не легче.

— А вы кто такие, друзья-товарищи? — спросил я у мужчин, стоящих позади Яна.

— Мы тебе не друзья, а уж тем более не товарищи, — процедил мужчина справа, похожий на фрица, какими их показывают в кинолентах. — Выходь!

— Что? Прямо так? — развёл я руками. — Может, хоть трусы дадите нацепить?

— Не до трусов тебе, голодранец, — второй мужчина прохрипел так, как будто у него с детства в горле застряла рыбья кость. — Рихле! Рихле! Быстро!

Ян, не скрывая удовольствия, наблюдал за этой сценой, его лицо искажала гримаса торжествующей ненависти. Вода с моего тела капала на паркет, и это, кажется, его тоже забавляло.

Вот же сука какая! А притворился другом, обосрал своих, свою весну…

Меня сильным пинком под колени заставили встать на колени. Холодный ствол уперся в висок. В голове пронеслось: «Вот и всё. Кина не будет — электричество кончилось».

Но надо как-то выбираться. А как? Руками упёрся в паркет. Чуть встряхнулся, как собака после купания. Да уж, лужа на полу не маленькая…

— Ну что, русский шпиён, — Ян присел на корточки, чтобы быть со мной на одном уровне. — У кого твои деньги? Кто твой связной в Германии?

Я посмотрел на него, пытаясь выиграть хотя бы секунды. Мысли лихорадочно метались, пытаясь найти хоть какую-то зацепку. Хоть что-то, чтобы выбраться с минимальными потерями. Что? Что я мог сделать?

Стоять голым на коленях было не очень приятно. А ещё и сквозняк по полу стелился, что тоже не доставляло особой радости. Лужа становилась всё больше.

— Ян, — сказал я тихо, почти шёпотом, заставляя его наклониться ближе. — Твой отец… Он не в Праге воевал. Он в Праге предавал. Власовец, да? И ты пошёл по следам отца? Или ты сам решил, а не по зову крови?

Лицо Яна исказилось от ярости. Он выпрямился и со всей силы ударил меня рукояткой револьвера по лицу. В глазах помутнело, по губе потекла тёплая солёная кровь.

— Молчать! — закричал он срывающимся голосом. — Ты ничего не понимаешь! Вы все ничего не понимаете! Вы — мясо! Вы — оккупанты, а мой отец был героем!

— Герои не работают на немцев, — вытер я кровь тыльной стороной ладони, чувствуя, как набухает губа. — И не бегут к американцам, поджав хвост. Как твой отец… Он в чешской земле остался? В той земле, жителей которой помогал кошмарить? Впрочем, чего я говорю. Вы же до последнего работали на фюрера!

— Молчать! — снова взмах и снова удар.

На этот раз у меня получилось увернуться и пистолет прошёл мимо. Я схватил запястье и дёрнул на себя. Пришло время использовать скользкий пол!