Если бы такой дух возродить в команде "Сенегала"! Что с ней случилось? Что произошло? Почему матросы и кочегары вечно торчат теперь вместе? На рождество ведь они раскровянили друг другу физиономии. А теперь? Ничего понять нельзя!"

И капитан начинает интересоваться тем, что происходит в кубрике. С удивлением он выслушивает доносы "своих людей". Ему приносят книги. Тогда он начинает злиться сам на себя, что действует так прямолинейно и грубо.

В кубрике немедленно догадаются, что кто-то ему донес.

К тому же этот д'Юрвиль непомерно труслив. И это тоже должно бросаться в глаза. Ну, на Холлера-то он может положиться. Тот гораздо спокойнее и самоувереннее. Но дело в том, что в этой команде нет веры в идеи национал-социализма, нет веры в фюрера. Да, да, в этом все дело. Нет веры!

Капитан забирает книги к себе в каюту. Там он застает Руди. Руди пугается, видя у капитана книги, которые сам держал в руках. Это "Мексиканская арба" и "Корабль смерти" Травена, "Немецкая история" Франца Меринга *.

* Meринг Франц (1846-1919) - выдающийся деятель германского рабочего движения.

Руди не знает мыслей капитана, но чувствует, что надвигается какая-то опасность. Тогда он задумывается над тем, что можно предпринять. Но вскоре другие мысли снова овладевают им. Хотя он только буфетный мальчишка на корабле, ему поручили такое ответственное дело, как заведывание буфетом. И капитан сказал: "...думаю, ты не разочаруешь меня".

Бывают на свете опасные книги. Они учат думать. И такие книги - оружие. Нехорошо, когда такие книги попадают в руки "простого народа". Все господа прекрасно знают, что умный слуга - это плохой слуга. У него в голове слишком много собственных мыслей, не поддающихся контролю.

Книги, которые принесли капитану из кубрика, значатся в черном списке. Капитан тут же решает прочитать их.

Через два дня он записывает в своем дневнике:

"Как мы, национал-социалисты, можем решить поставленные фюрером задачи, если евреи распространяют марксистский яд среди народа? В том числе и у меня, на моем корабле! А боцманом придется серьезно заняться!"

И капитан вызывает боцмана Иогансена. Он даже кричит на него. Но боцман - ни слова. Капитан замечает не только упрямство в его взгляде. Нет, он видит нечто куда более опасное.

Но обо всем этом Руди ничего не подозревает. Теперь он думает только о том, как лучше угодить капитану и остальным старшим офицерам корабля: он ведь теперь буфетчик...

4

Выйдя после обеда из буфетной на палубу, Руди зажмуривает глаза - так ослепительно ярко светит солнце. Кругом тихо, воздух теплый и влажный. Африканцы все в лесу, на работе. Тело своего умершего товарища они захватили с собой, чтобы похоронить на берегу. Руди заглядывает в кают-компанию, нет ли там Георга. Но там пусто, лишь мухи жужжат над столом.

Шагая к себе в каюту, Руди вдруг останавливается: слишком тихо на корабле. Будто, кроме него, юнги, никого и нет на борту! И Руди делается даже жутко. Вдруг раздаются чьи-то торопливые шаги. Кто-то открывает дверь, я слышна взволнованная, заикающаяся речь плотника. На корме висит приспущенный флаг со свастикой. Над трубой поднимается тоненькая струйка дыма. Вот где-то послышались возбужденные голоса. "Да что это все значит?" - думает Руди и, расстроенный, заходит к себе в каюту. Он собирался во время обеденного перерыва удить рыбу вместе с Георгом и так радовался в ожидании этого. Ведь он давно уже ничего не делал вместе с Георгом. Вчера ночью после проводов умершего африканца они долго сидели на койке, и Георг рассказывал о своей матери, и под конец он поклялся, что будет разыскивать своего отца. Руди совсем притих и, пока не заснул, все думал о Георге. А теперь друг его не пришел! Руди огорчен. Он сидит за столом и перебирает рыболовные снасти. И вдруг входит Георг:

– Мы все собрались у Иогансена в каюте: Фите, плотник, Клаус, Ян, Губерт, Гельге и Кнут. Это все из-за флага. Боцман приспустил флаг на полмачту, и Старик разбушевался. Идем со мной! Оставь снасти здесь! Сегодня не до рыбной ловли.

Нехотя Руди поднимается. Ему так хотелось поудить!

Он прячет снасти в шкафчик и говорит:

– То-то Старик был за обедом такой странный. И с первым штурманом все спорил.

Юнги поднимаются по трапу на бот-дек. В маленькой каюте боцмана Иогансена и плотника собралась почти вся команда. Матросы и кочегары сидят на койках, табуретках и даже на столе. Иллюминаторы закрыты, дверь тоже. Жарко и накурено. Руди даже закашлялся, когда вошел в каюту. Лицо у него красное. Его не покидает чувство какого-то стыда. Матросы только мельком взглянули на него, когда он вошел, и боцман Иогансен, который беспокойно шагает взад и вперед посредине маленькой каюты, лишь на секунду приостановился, увидев Руди, и снова зашагал, словно тигр в клетке.

– Ты думаешь, я боюсь Старику сказать прямо в глаза, что это я сделал?
– говорит он, остановившись перед Фите. Вот сейчас пойду к нему и прямо выложу.

Фите что-то ворчит себе под нос. Иогансен, меряя шагами каюту, продолжает:

– Неужели ты не понимаешь, что у каждого человека может лопнуть в конце концов терпение. А я ведь тоже человек. И сколько я терпел за последний год!
– Перед иллюминатором боцман поворачивается.
– И хоть раз-то надо ему доказать, что он не все может делать, как ему хочется! Он же чувствует себя сейчас, будто полководец на коне!