В понедельник загоревший, посвежевший - только что после отпуска! начальник отдела уголовного розыска полковник Евгений Алексеевич Зорин мой шеф - пришел утром на работу и, как следовало ожидать, первым же делом вызвал к себе меня: месяц я исполнял его обязанности.

Чуть развалившись, он сидел за столом и ждал, когда я проинформирую о том, что произошло в области, городе, наконец, во вверенном ему отделе за это время.

Смотрел на меня Зорин добродушно, беспечно и в общем-то пока отсутствующе, как и полагается вчерашнему отпускнику.

Через час от его беспечности и добродушия не осталось и следа. Полковник сидел собранный, напряженный и не отводил от меня сумрачного, тяжелого взгляда.

– Значит, никаких зацепок?
– обреченно спросил он.

– Дурацкое дело, Евгений Алексеевич, - пожал я плечами.
– Ни одной ниточки. Придется, видимо, в графу заносить.

Есть такая у нас графа; "Нераскрытые преступления". Бессонные ночи, расстроенные нервы, сплошные неприятности - вот что такое эта графа.

– В одиннадцать часов совещание у генерала, - пробурчал Зорин.
– Весь отдел приглашен. Кроме тех, естественно, кто на задании, в отпуску или болен.

– На "ковер", как я понимаю?

– Это как пить дать!
– Зорин махнул рукой.
– Тебе, между прочим, ответ держать. А я уж посижу, помолчу лучше, послушаю, что умные люди говорить будут.

Совещание началось ровно в одиннадцать. Кирилл Борисович не стал делать большого разбега. Он сразу взял быка за рога.

– Пора, наконец, внести полную ясность, - проговорил он.
– Ночная стрельба, ранение человека - это само по себе худо. И потом...
– Кирилл Борисович обвел собравшихся взглядом, помолчал, заговорил снова: - В случайности я верю с трудом. Случайность здесь скорее в том, что Сурин ранен, а не убит... И я думаю, что подполковник Бизин, месяц руководивший угрозыском, достоин взыскания за безынициативность. И не только в случае с Суриным. Надеюсь, и вы, Вениамин Александрович, и вы, товарищи, понимаете и принимаете мои слова?..

Хазаров говорил ровно, не повышая и не понижая голоса. И все же это был разнос на высшем уровне. Я слушал его слова и понимал: в главном Кирилл Борисович прав. "Дело Сурина" зашло в тупик, и мы не знали, как из него выбраться.

Но вряд ли "разнос на высшем уровне" поможет. Наверное, и мои коллеги тоже испытывали тягостное чувство беспомощности. Зорин же дипломатично помалкивал.

– А что у вас нового с розыском лиц, ограбивших седьмого августа гражданку Ковалеву?
– внезапно спросил генерал и снова взглянул на меня.

– Пока мало утешительного, товарищ генерал, - вяло ответил я.

– С Суриным мало утешительного, - внезапно повысил голос Хазаров, - с Ковалевой мало утешительного... Послушайте, Вениамин Александрович, вам не кажется...
– Он остановился на полуфразе. И замолчал. Тишина давила. Хазаров так и не закончил фразу. Он выдвинул ящик стола, достал оттуда исписанный листок.
– Это письмо Ковалевой. В обком партии. С жалобой на нас. Причем с абсолютно справедливой жалобой!.. Она с больной матерью и маленькой дочерью осталась практически без копейки. Мало того. После ушиба головы Ковалева потеряла трудоспособность. И неизвестно, на какое время. Но она пишет в обком не о своих невзгодах. Она жалуется на то, что ей сейчас страшно вечером выходить на улицу!.. Вы вдумайтесь, товарищи, в эти слова! Страшно! Но зачем же тогда мы?! Короче, в обкоме партии меня убедительно просили, как можно скорое разобраться с этой историей. Вам ясно, подгюлкоиник Бизин?..

Мое молчание, видимо, не устраивало Хазарова, и он повторил:

– Вам ясно, Вениамин Александрович?

– Да, товарищ генерал. Хочу сказать, что кое-какую работу мы уже...

– Какую именно?
– не дослушав, перебил Хазаров.
– Конкретно: какую именно работу ведет отдел по розыску лиц, ограбивших Ковалеву?

– Мы вышли на шофера такси, который поздно вечером седьмого августа отвозил на Октябрьскую площадь двух подвыпивших парней. Они сели к нему около булочной, на улице Менделеева. Ограбление Ковалевой произошло как раз недалеко от этой булочной. Парни были возбуждены и просили шофера ехать как можно быстрее...

– Где он их высадил?

– Около парка культуры.

– Какие-нибудь приметы парней водитель запомнил?

– По его словам, один - коротко острижен, одет в ковбойку. Другой плотный, сбитый; на правой руке татуировка. Когда он расплачивался, таксист обратил на это внимание.

– Что с дракой подростков около десятого магазина? Я просил вас, Вениамин Александрович, взять это происшествие на наш контроль.

– В самом магазине навели порядок. Дружинники установили пост. Товарищи из городского отдела уголовного розыска провели работу среди персонала магазина.

– Как состояние Валерия Пахомова?

– Поправляется.

– Что он говорит нового по поводу драки с Родиным?

– Ничего нового, товарищ генерал. Родин ведет себя так же.

Хазаров поднялся из-за стола, походил по комнате, снова вернулся к столу, сел.

– Так что же мы все-таки будем делать с этим выстрелом в "Заре", товарищи?
– сердито спросил он.
– Ведь стрелял кто-то в Сурина, хотел его убить. Не святой же дух, честное слово!..

– А если и не его вовсе, а?
– негромко, чуть ли не про себя обронил старший лейтенант Максимов.