– Вы как будто получили свежую информацию, Таня?..

– Каким образом это...
– начала было я, но в этот момент на лице Вавилова вспыхнула торжествующая улыбка, и чьи-то руки крепко схватили мою голову и прижали к лицу смоченную - очевидно, хлороформом - тряпку. И на втором вдохе я потеряла сознание...

– Как вы себя чувствуете, Танечка?
– произнес у меня над ухом чей-то приятный мужской голос.
– С вами обошлись не совсем любезно, и я очень сожалею, что пришлось прибегнуть к таким неделикатным мерам.

Я открыла глаза и увидела ухмыляющуюся физиономию Вавилова. За его спиной стоял Соловьев.

– Я так и думала, капитан Вавилов, что вы в сговоре с преступниками, произнесла я.

– О каких преступниках вы говорите?
– с умилительной наивностью удивился Вавилов.

– Вам назвать имена? Ну, к примеру, господин Соловьев, талантливый ученый, каких нужно изолировать от общества еще в детстве...

Соловьев молчал.

– А самый замечательный человек в этой когорте ублюдков, в которую входите и вы, товарищ капитан, - продолжала я, - Тимофеев Александр Иванович. Верно, ему не терпится прибрать к рукам фирму Аметистова и Баскера, вот он и прибегает к услугам негодяев вроде вас.

– У нее недурно подвешен язык, а, Олег Платонович?

Соловьев и тут не издал ни звука.

– Меня выдал Фил?
– спросила я, рассматривая свое тело, прикрученное к стулу, и поворачивая голову, чтобы разглядеть помещение, где я находилась.

– Нет, не он, - впервые проговорил Соловьев.

...Это была большая комната полуподвального типа, с низкими потолками и без окон.

Вдоль стен стояли шкафы, а в промежутке между ними был виден голый, не закрытый обоями бетон.

– Не он, - повторил Соловьев, - просто вы не знаете, кто вам друг, а кто враг.

– Если будешь вести себя хорошо, то этих различий и не почувствуешь, вставил Вавилов.

Соловьев холодно повернулся к нему и произнес, не пытаясь смягчить металлические нотки в своем обычно мелодичном и приятном голосе:

– Денис Иванович, поднимитесь лучше наверх. А иначе вы же знаете: никогда не наступит рассвет. Вы меня понимаете?

По лицу Вавилова скользнуло нетипичное выражение растерянности и даже страха.

– Позовите Эвелину, - приказал Соловьев, и тот покорно зашагал к выходу, что-то уныло бормоча под нос.

– Что вы с ним сделали?
– оторопело спросила я.

– Похоже?
– вопросом на вопрос ответил Соловьев.

– Особенно когда вы сказали: никогда не наступит рассвет... выговорила я.

– Я думаю, вам все известно, но давайте кое-что уточним и сверим.

– Вы думаете убить меня?

Соловьев покачал головой.

– Убивают лишь тех, кто сам навлекает на себя смерть. Так, как Аметистов, так, как Баскер, так, как Вавилов.

Меня поразило, что Соловьев перечислил в одном ряду и живых. Или Вавилов уже мертв?

Словно опровергая это, послышались тяжелые шаги Вавилова. Вслед за капитаном вошла Эвелина. Лицо ее было мертвенно бледно, в уголках влажных темных глаз застыли слезы.

– Я же сказал тебе, капитан, - холодно произнес Соловьев, - уходи.

Эвелина прошла мимо Вавилова и, легко повернув голову, одарила его взглядом через плечо - глубоким, властным, презрительно повелевающим. Я не знаю, был ли капитан под воздействием некоего наркотика или просто напряжен до предела, но он резко отшатнулся и выбежал из комнаты.

"Что за чертовщина?" - подумала я.

Эвелина приблизилась ко мне и неожиданно мягким, едва ли не нежным голосом проворковала:

– Я надеюсь, ты не решила, что тебя схватили из-за Фила и Лены?

– Именно так я и подумала.

– Напрасно. Им самим очень тяжело, - произнесла Эвелина, - и мне очень горько, что я навлекла на всех вас столько бед.

Я молчала.

– Конечно, ты считаешь меня маньячкой с кучей нервных патологий, которую нужно отправить в соответствующее заведение и оставить там навсегда.

– Возможно.

– Это правильно.
– Она прошлась передо мной.
– А после сегодняшнего дня и особенно ночи ты утвердишься в этом убеждении.

– Значит, вы не убьете меня? По крайней мере сейчас я должна пережить сегодняшнюю ночь.

– Можешь не опасаться за свою жизнь, - сказал Соловьев.
– Ты посидишь здесь до рассвета, благо до него осталось не так уж и много.

Я похолодела: сколько же я пролежала без чувств.

– Сколько сейчас?..
– выдохнула я.