Во всем остальном утро выдалось просто дивное, и даже хаммам казался прекрасным: солнечные лучи проникали внутрь через голубые и янтарные стеклянные плитки потолка, расцвечивая гипсовые сосуды и скользя по мраморным стенкам подводной части бассейна. Струйка воды - холоднее, чем накануне - вырывалась из пасти дельфина и падала в серебряную раковину. Я вымыла руки, ополоснула лицо, вернулась в комнату и оделась, после чего с подносом в руках прошла к залитому солнцем краю озера Золотое свечение и синее небо ничем не напоминали ночной ливень, но в отдельных местах на дорожке, где каменные плиты чуть просели, а также в канавках, прорытых вокруг деревьев для сбора дождевой влаги, все еще поблескивали лужицы воды, кое-где достигавшие в глубину нескольких сантиметров. Росшая между камнями сорная трава вытянулась едва ли не вдвое против своей прежней высоты, цветы налились яркими красками, блестящие кусты посвежели. Даже вода в озере словно стала чище и у самой ее кромки стоял павлин, любовавшийся своим отражением. Хвост его был полностью раскрыт, отчего птица смотрелась совершенно неестественно, вроде книжной иллюстрации или украшенного драгоценными камнями творения Фаберже. Еще одна птичка, маленькая и золотистая, порхала над розовым лавром. Миниатюрный домик на острове, также свежевымытый, красовался своим золотистым куполом и поблескивающими ярко-голубыми плитками. В зарослях роз один из соловьев явно увлекся сверхурочной работой.

Меня занимала мысль о том, каким образом Лесман оказался прошлой ночью в саду и, главное, зачем ему это было нужно.

Он появился примерно через полчаса. Чем бы он ни занимался в ночное время, на внешности его это никак не отразилось. Он был свеж, бодр, от вчерашнего затуманенного взора не осталось и следа, глаза светились чистым и ярким серым блеском, движения полны молодого задора, а традиционное "С добрым утром!" прозвучало почти игриво.

– О, привет! Прекрасная погодка.
– Я вышла из комнаты, сжимая в руке свой багаж, состоявший из дорожной сумки, уже упакованной и застегнутой.
– Я как раз собиралась искать вас. Надеюсь, собаки заперты?

– Как и всегда в дневное время. Что, беспокоили ночью? Боюсь, погодка немного разбушевалась. Как вам спалось?
– Его взгляд соскользнул с меня на царивший в комнате беспорядок.
– Точнее будет сказать, форменная непогода, не так ли? А что случилось? Боже мой, неужели крыша прохудилась?

– Именно, - я рассмеялась.
– Похоже, вы все-таки отнесли меня к третьеразрядным гостям. Я, конечно, шучу. Вот, ухитрилась в конце концов сдвинуть немного кровать и урвать несколько часов сна. Боюсь, правда, матрас основательно подмок.

– Это ерунда, стоит его вынести наружу - за пять минут высохнет. Мне чертовски жаль, что водосток на крыше опять засорился. Насирулла клялся и божился, что прочистил его. Да вы в самом-то деле хоть немного поспали?

– Да, благодарю вас, под конец удалось. Не беспокойтесь и считайте, что действительно нет худа без добра.

– В смысле?

– Если бы я своим приездом не поставила весь ваш дом с ног на голову, мокнуть под струйкой воды пришлось бы вам.

– Что ж, в этом, пожалуй, есть доля справедливости. Только не надо считать себя этим самым "худом". Ваша бабка после вчерашнего разговора так хорошо заснула.

– Правда? Я не утомила ее?

– Ничуть. Она еще заставила меня поболтать с ней после вашего ухода.

– Но в отношении Чарльза, похоже, никаких перемен?

– Боюсь, что так. Но дайте ей немного времени. Вы уже собрались? Пойдемте.

Мы направились к воротам.

– Надолго она вас задержала?
– спросила я.
– Это нелегко-ни днем, ни ночью нельзя как следует отдохнуть.

– Да нет, ничего страшного. Я улегся еще до грозы.

– Она, наверное, разбудила вас?

– Ничуть, - он рассмеялся.
– И не думайте, что я забываю про свои обязанности. На вашу бабку подобные погодные катаклизмы действуют ободряюще. Она говорит, что обожает их. Из нее бы получился прекрасный Катиша.

– "Но его научный ум не тревожит бури шум, сколько б молнии и гром ни бесновались"?
– процитировала я и снова услышала, как он рассмеялся: тихо, словно про себя.

– Что ж, ее можно понять. Мне и самой нравится такая погода. Особенно то, что наступает потом. Сад просто преображается.

Я перехватила его быстрый взгляд.

– Вы выходили?

– Совсем ненадолго. Соловьев хотелось послушать. О, вы только посмотрите на эти цветы! И это все из-за грозы? Можно сказать, не так уж мало добра от худа, согласитесь.

Мы пересекали небольшой дворик, в котором сидели с Хамидом накануне. И здесь дождь вымыл все дочиста, мраморные колонны ослепительно белели в лучах солнца. Стоявшие на полу резные бадьи алели анемонами, широко раскрывшимися и яркими, словно свежая кровь в густой траве.

– Мои сады Адониса, - сказал Лесман.

– Ваши, что?

– Сады Адониса. Вы, конечно, слышали миф об Адонисе?

– Я читала о том, что Афродита встретила его в Ливане, здесь же он и умер, и с тех пор каждую весну его кровь окрашивает воду и алой рекой впадает в море. Это, наверное, от примесей железа?

– Да, это одна из историй о весеннем воскрешении природы, вроде мифов об Озирисе или Персефоне. Адонис был богом плодородия и умирал, чтобы восстать вновь. Как и Сады Адониса - их можно назвать миниатюрными личными символами смерти и воскрешения. А кроме того они олицетворяют довольно милое волшебство, поскольку люди, посадившие их и заставившие семена прорастать как можно быстрее, считали, что тем самым они способствуют увеличению урожая. Цветы и травы произрастали, увядали и гибли, и все это за считанные дни; затем возникли "сады" с образами богов и женщинами, которые сходили с ума и рыдали от горя, а потом спускались к морю и бросались в него. Понимаете? Здесь все перемешалось с культами Диониса, Озириса, обрядами Аттиса, и они, поверите вы или нет, существуют до сих пор - только в более прекрасных и чистых формах - по всей земле!
– Он запнулся и взглянул на меня.
– Прошу извинить за скучную лекцию.