– Похоже на то. Только, ради Бога, пойдемте со мной. Мне кажется, я могу оказаться там не вполне желанной гостьей.

– Теперь-то я вас уже ни за что не оставлю одну, - успокаивающе произнес Хамид, беря меня под локоть и ведя по темному прохладному коридору.
– Надеюсь все же, что вы найдете леди в полном здравии... ведь вполне возможно, что я не совсем понял слова этого чертова старикана. Ну ладно, по крайней мере мы уже внутри... Одного этого достаточно, чтобы рассказать обо всем детям моих детей.

За спиной у нас раздался скрип закрываемой двери и зловещее лязганье запираемых засовов. Когда мои глаза чуть привыкли к темноте, я обнаружила, что мы идем не по коридору, а скорее по высокому сводчатому туннелю длиной метров в пять, который заканчивается еще одной тяжелой дверью. По обеим его сторонам располагались другие двери, правда уже меньших размеров. Одна из них была открыта, и в слабом свете, проникавшем сквозь прорубленное во внутренней стене щелевидное оконце, я увидела ветхую низенькую кровать с беспорядочно накиданными одеялами. Очевидно, это была каморка привратника, которая в прошлом, возможно, служила помещением для охраны. Дверь напротив нее была закрыта на висячий замок.

Старик открыл дверь в конце туннеля, и навстречу нам устремился поток яркого света. Мы проследовали за привратником и оказались в просторном внутреннем дворике.

Первоначально он, похоже, являлся центральным двором, майданом, куда люди эмира приходили с дарами и прошениями, где его всадники демонстрировали искусство верховой езды, забавляясь всевозможными играми и потешными боями, и куда они съезжались после битвы или охоты. Под сводчатыми проходами по трем сторонам двора располагались конюшни и помещения для упряжи, а возможно и казармы воинов; на четвертой же, левой от нас стороне, была расположена высокая стена, над которой я раньше заметила мелькание зелени. В пору своего расцвета это место, наполненное гомоном слуг, топотом лошадей и бряцаньем оружия, представляло собой, наверное, весьма внушительное зрелище. Сейчас же здесь было пустынно и тихо, лишь на пыльной земле остались следы недавно находившихся во дворе лошадей, да в воздухе витал их запах.

Привратник, нигде не останавливаясь, повел нас через майдан направо, под крытую галерею, потом еще через одну дверь, выходившую в темный коридор. Мы шли, слыша впереди себя мягкий шелест его белых одежд. Я смутно различала уходившие влево и вправо коридоры также с дверями, некоторые из которых были открыты, однако в располагавшихся за ними комнатах было слишком темно, чтобы что-то разглядеть. И все же в одной из них я успела заметить в луче падавшего сверху слабого солнечного света какие-то сваленные в кучу мешки, коробки и сломанные стулья.

Лабиринт коридора трижды сворачивал направо, пока, наконец, не вывел нас в еще один внутренний дворик, на этот раз поменьше. Он был перегорожен массивными дугообразными решетками, напротив его глухой стены лежала поленница дров. Проходя по дворику, я краем глаза уловила сбоку от себя какое-то стремительное движение, но когда быстро глянула в том направлении, оно уже прекратилось. Абсолютно ничего, хотя я догадалась, что это была крыса.

Еще один коридор, и снова двери, некоторые распахнутые и обнажавшие за собой грязные обветшалые комнаты. И вообще все это место оставляло ощущение чего-то давно покинутого, заброшенного, населенного сейчас лишь крысами и пауками. Под ногами у нас был даже не пол, а грязная, с проломами поверхность, сложенная из украшенных орнаментами плиток; мозаика на стенах потускнела и, потрескалась, решетки на окнах проржавели и покрылись густой сетью трещин. Все вокруг, словно серый полог, покрывала тяжелая, пыльная, сонная тишина. Помню, когда мы проходили мимо одной из осыпающихся стен, из нее выпал, звякнув о пол, ржавый гвоздь, от неожиданного удара которого я едва не подпрыгнула на месте, а шорох посыпавшейся следом за ним штукатурки напомнил мне порыв ветра, шевелящий сухую листву.

Это был далекий отголосок того "очаровательного дворца", которое воображение - более сильное, нежели доводы разума - рисовало в моем сознании. Я стала напряженно гадать, что же ждет меня в конце этого путешествия. "Окончательно впала в маразм", - таков был приговор Чарльза, и по тому, как он это сказал, мне показалось тогда, что кузен в свойственной ему манере просто шутит. Однако сейчас, следуя за шаркающим по полу проводником, минуя один за другим бесчисленные коридоры с их едва различимыми контурами покосившихся и зияющих дверей, неровными полами и запахами многолетнего упадка, я начинала со все большей отчетливостью осознавать, что не следовало мне сюда приезжать. Одна лишь мысль о перспективе встретиться лицом к лицу с комбинацией беспомощности, дряхлости и, возможно, болезни, живущей среди этого увядания и разложения, подобно пауку, сидящему в самом центре своей паутины, не могла не наполнять меня чувством ужаса и отвращения.

Неожиданно мы оказались в еще одном - каком по счету!
– внутреннем дворике. К этому времени я совершенно потеряла представление о том, где мы находимся, однако, судя по тому, что поверх крыш вдалеке от нас виднелся гребень пушистой зелени, догадалась, что мы оказались где-то в тыльной части дворца. Дворик был небольшой, около пятнадцати квадратных метров, и когда-то был разукрашен столь же причудливо, как и тот, в котором мы с Чарльзом сидели в Дамаске, хотя сейчас он, как и все вокруг, крайне обветшал и пришел в запустение. Когда-то, в лучшие свои дни, он был выложен мрамором, крытые галереи устланы голубой плиткой, украшен точеными колоннами и бассейном. У основания каждой колонны стояли резные мраморные бадьи для прекрасных цветов. Они были по-прежнему наполнены землей, которая поросла травой и какими-то сероватыми, плотно жавшимися друг к другу стебельками. Над кромкой разбитого парапета бассейна нависал одинокий чахлый тамариск. Где-то нежно стрекотала цикада. В щелях между плитами рос чертополох, бассейн совсем высох.

С одной стороны под крышей галереи располагалась знакомая мне глубокая и тенистая ниша, где на небольшом возвышении вдоль трех стен стояли традиционные скамьи. Едва ли я осмелилась бы присесть на какую-нибудь подушку, которую мне могли предложить в этом доме, однако в данном случае волноваться не стоило - мраморные сиденья были абсолютно голыми.

Привратник жестом предложил нам сесть, после чего с очередным гротескным завыванием, обращенным к Хамиду, повернулся и вышел. Снова воцарилась тишина, нарушаемая лишь стрекотом цикад.