Стюарт Мэри
Шрифт:
– Но...– я чуть туповато посмотрела на нее.– Разве вам не хотелось бы его увидеть? В Бейруте он остановится в "Финикии", как и я, и будет там, скорее всего, уже завтра. Можно ему приехать и повидать вас? Чтобы причинить меньше беспокойства, он бы завтра вечером и приехал, а потом подождал, пока вы сможете его принять. У него своя машина, так что ему не придется, как мне, оставаться на ночь. Я тоже повидала бы вас вместе с ним, но если двое это слишком много для вас...
– Нет.
– Вы хотите сказать, что мы можем приехать оба? О, это просто великолепно! Тогда...
– Я хочу сказать, что не приму его. Нет. Я приняла тебя, и мне это было приятно, ну и хватит. Можешь рассказать все, что узнала обо мне, моим племянникам Чарльзу и Кристоферу, и будет с них.
Я открыла было рот, но она подняла ладонь и добавила, уже мягче:
– Все это, конечно, покажется тебе странным, но я старая женщина и сама избрала этот образ жизни. Я думаю, что единственное достоинство старости заключается в возможности вытворять все, что душе угодно, и жить так, как заблагорассудится, покуда сил хватит. И какой бы нелепой и неудобной ни казалась тебе здешняя обстановка, меня она вполне устраивает, а потому можешь рассказать у себя дома, что со мной абсолютно все в порядке и я вполне удовлетворена тем образом жизни и тем уединением, которые приобрела, купив эти стены и того немого чудака, что стоит у ворот, и тем обслуживанием, которое может предложить мне Халида. Так что никаких торжественных заявлений больше не будет.
– Но он же страшно расстроится! Более того, он на меня всех собак спустит, обвинит, что я перебежала ему дорогу. Вы всегда были его любимой бабкой, и вам это прекрасно известно. Кроме того, у меня сложилось впечатление, что он придавал большое значение встрече с вами. Не знаю, известно ли вам об этом, но сейчас разрабатывается проект по созданию в Бейруте филиала банка, и Чарльз, возможно, будет в нем работать - по крайней мере некоторое время, - а поэтому, пока он находится здесь, ему хотелось бы установить необходимые контакты...
– Нет.
– Но как же...
– Я все сказала, - проговорила она и сделала царственный жест рукой, отчего рубин на пальце ярко вспыхнул. Мне стало ясно, что аудиенция окончена. Я сдалась:
– Что ж, так и передам. Ему будет приятно узнать, что вы находитесь в полном здравии. Может, вам что-нибудь прислать из Англии? Книги, например?
– Я могу достать все, что мне нужно, спасибо, дитя мое. А сейчас можешь идти, я устала. Передай своим мой привет, только не надо обилия писем, ни к чему все это. Все равно я не стану на них отвечать. Когда умру, Джон известит тебя. Нет, не надо меня целовать. Ты милое дитя, и я очень рада, что ты навестила старуху. А теперь иди.
– Я тоже была рада. Спасибо за то, что согласились на эту встречу. Спокойной ночи, бабушка.
– Спокойной ночи. Джон, как только проводишь ее, сразу же возвращайся. Халида! Эта глупая девчонка что, всю ночь будет возиться с таблетками? И не забудь, Джон, что я сказала: сразу же возвращайся.
– Разумеется, - с явным облегчением кивнул Лесман. Он уже довел меня до середины комнаты.
Финальная часть нашей встречи явно носила отпечаток какой-то несерьезности, легкомыслия, но мне показалось, что в данной обстановке это было как раз кстати. Я на секунду задержалась у порога и обернулась.
Халида снова стояла у комода, вытряхивала что-то из пузырька на ладонь. Позади нее, за оранжевым мерцанием лампы, чернела погруженная во мрак постель. Едва девушка повернулась, чтобы снова взойти по ступенькам, как в черной тени у основания кровати по полу скользнуло что-то маленькое, серое и очень быстрое. На долю мгновения меня прошиб пот от мысли, что крысы добрались даже до спальни, однако затем животное прыгнуло на кровать и из-за занавески протянулась бледная ладонь, принявшаяся поглаживать его. Это была молодая кошка.
Как, впрочем, и полудикая. Едва Халида присела на край кровати, та резко скакнула в сторону и исчезла. Поблескивая зеленью шелкового платья, девушка подалась вперед в направлении скрытой от моего взора фигуры старухи и протянула ей воду в хрустальном стакане. Вся картина смотрелась нелепо и недостоверно, словно происходила на подмостках дешевого театра. Ко мне, Чарльзу и дневному свету все это не имело никакого отношения.
Я повернулась и поспешила за Лесманом, освещавшим мне фонарем путь.
Луч света на долю секунды скользнул по моему лицу.
– В чем дело? Вам холодно?
– Нет, ничего, - я глубоко вздохнула.– Как хорошо снова очутиться на свежем воздухе! Вы были совершенно правы, слишком уж специфичный у этого табака запах.
– Только ли это? У меня сложилось впечатление, что беседа разочаровала вас.
– Пожалуй, - призналась я.– Должна сказать, мне все это показалось немного странным, да и разговаривать с ней тоже нелегко.
– В каком смысле?