Когда-то между территорией дворца и островом был проложен мостик изящное, милое творение, однако сейчас примерно на середине его зияла брешь шириной около двух метров. Само озерцо укрывал плотный слой листьев водяных лилий, а по краям выстроились цветущие ирисы, взметнувшие над землей густые ряды соцветий. Вдоль бортика водоема по всей его длине тянулась широкая прогулочная дорожка, меж мраморными плитами которой то там, то здесь пробились наружу кустики вереска и листья папоротника. С крытых деревянными пластинами сводчатых галерей свисали и чуть покачивались между колоннами ветви жасмина, красноватого олеандра и стебли пурпурных роз, переплетавшихся в гирлянды наподобие паутины, а каждый карниз был густо усеян белым птичьим пометом и стаями голубей, беспрерывно, словно заведенные, повторяющих: "Юсуф, Юсуф".

Особенно очаровательным мне показался контраст между строгой сдержанностью продолговатого озерка, грациозными арками, элегантной беседкой и пробивавшимся повсюду буйством дикой растительности - словно строгая персидская картина внезапно лишилась рассудка.

– И ни один сорняк не кажется лишним, - заметила я.
– Это потрясающе! Надо ж, я всегда так жалела этих бедных женщин. Итак, решено, мистер Лесман, я завтра же въезжаю сюда и проживу здесь долго-долго. А кстати, в самом деле, как долго мне будет позволено погостить у вас?

– Осмотрите сначала свою комнату, а потом можно будет принимать решение, - проговорил он, указывая мне направление дальнейшего движения.

Моя комната располагалась на полпути вдоль южной кромки сада. Это было квадратное помещение с высокими потолками, полом, выложенным в шахматном порядке мраморными плитами, узорчатой мозаикой на стенах, на которых также размещались панели с начертанными позолоченной вязью по синему фону арабскими изречениями из Корана. В отличие от виденных мною ранее помещений, эта комната была чистой и светлой - ее окно выходило прямо на ущелье Адониса. Оконное пространство было забрано решеткой, правда не столь массивной, как те, что высились над плато. Причина была очевидна: наружная стена гарема вырастала прямо из скалы, под которой текла река.

– Спальня рядом, - сказал Лесман, - а за ней ванная. Говоря "ванная", я, естественно, подразумеваю целый комплекс - хаммам, то есть парные, комнаты для отдыха, массажа и прочее.
– Он усмехнулся.
– Правда, парные без пара.

– И вообще без горячей воды?

– Вы шутите? Зато к вашим услугам водопровод, подпитывающийся из ледника.
– Улыбка соскользнула с его лица, и он с некоторым сомнением посмотрел на меня.
– Знаете, вы совершаете геройский поступок, соглашаясь остаться здесь. Мы ко всему этому не приучены.

– А мне все это очень даже нравится, - искренне призналась я.

– Пожалуй, этот уголок строения даже в его нынешнем виде чем-то похож на образчик настоящей восточной экзотики; вы не находите? Мне бы очень хотелось, чтобы вы сохранили свои иллюзии. Боюсь, правда, что спальня пока не готова. Я сейчас позову Халиду, чтобы она навела в ней порядок и принесла вам полотенца. Может, что-то еще нужно?

– Только зубную щетку, поскольку, как я полагаю, в хаммаме она не предусмотрена. Не беспокойтесь, это я так пошутила. Я прекрасно проведу здесь одну ночь, если ужин будет включать в себя яблоко. Надеюсь, режим моей бабули Хэрриет включает в себя ужин?

Он рассмеялся:

– Помилуйте! Скажу больше, вам будет приятно узнать, что Халида потчует меня отнюдь не только диетой вашей бабки! К сожалению, сейчас я буду вынужден вас оставить.
– Он взглянул на часы.
– Уверен, вам хотелось бы чего-нибудь выпить. Сейчас же распоряжусь. Скоро стемнеет, и потом здесь нелегко будет все осмотреть, а так ходите где хотите, разумеется, за исключением покоев принца. Если собьетесь с пути, то или Халида, или я подскажем вам, как выбраться.

– Спасибо, я пока побуду здесь. Сад прекрасен.

– Ну что ж, тогда через полчаса я присоединюсь к вам и мы поужинаем.

Когда он ушел, я села на диванные подушки и принялась глядеть на ущелье, где последние лучи солнца уже позолотили вершины деревьев. Ниже тени сгущались, переходя от густого пурпура к почти полной черноте. "Действительно, скоро совсем стемнеет", - подумала я. Неожиданно до меня дошло, как сильно я устала, и пожелала про себя, чтобы когда Халида принесет обещанный напиток, он не оказался традиционным арабским араком.

Это оказался не арак и принесла его не Халида, а коренастый молодой араб, скорее всего - ее брат Насирулла. Как и Джасем, он был во всем белом и вошел с подносом в руках, на котором стояли зажженная лампа, два стакана и бутылка золотистого вина из долины Бекаа. Это было чудесное вино, легкое и сухое, лучшее, пожалуй, из всего, что производят в Ливане, и в данный момент полностью соответствовало моему настроению. Мое отношение к Джону Лесману начинало меняться в лучшую сторону.

Когда я заговорила с Насируллой, он искоса посмотрел на меня, покачал головой и что-то пробормотал по-арабски; затем поставил лампу в нишу у двери, сделал характерный для арабов жест приветствия и удалился.