Я опять повернулась спиной к Дар-Ибрагиму и, осторожно ступая, пошла по выступающим из воды камням.

Сейчас они не просто возвышались над поверхностью воды, но даже подсохли, хотя я и заметила, что огибавшая их вода все же несколько поднялась по сравнению с первым днем. Теперь цвет воды от железистых примесей стал совсем красным, даже кроваво-красным, словно в память о погибшем Адонисе. Поток уносил ветки, листья и пурпурные цветы, которые прибивались к берегу и превращались в новое пополнение уже скопившегося там мусора. У самой воды бродили две козы, лениво пощипывающие траву, однако пастушонка нигде не было видно. Перебравшись на другой берег речки и начав подъем по каменистому склону, я увидела Хамида - на сей раз определенно Хамида, - который спускался по тропе навстречу мне.

Мы встретились в тени большого фигового дерева, под которым в куче пыли мирно спали еще три козы. Едва покончив со взаимными приветствиями, я задала ему вопрос, который лежал на поверхности моего сознания с того самого момента, когда Насирулла принес мне кофе:

– Вы видели сегодня моего кузена?

– Нет, - он улыбнулся.
– Он очень похож на вас, правда? Я даже подумал, что вы брат с сестрой.

– Он и на самом деле мой брат, только троюродный. Хотя нас часто принимают за близнецов. В семействе Мэнселов внешнее сходство всегда было заметно. А по пути из Бейрута вам не повстречалась белая спортивная машина? Или, может, вы видели ее где-нибудь припаркованной?

– Сегодня утром? По дороге мне вообще никто не повстречался кроме одной машины - черной, с арабом за рулем, да еще "лендровера" с тремя маронитскими священниками, - он с интересом посмотрел на меня.
– Я знаю машину вашего кузена, вчера ее видел. Вы хотите сказать, что ночью он тоже был во дворце?

Я кивнула:

– Значит, он проехал еще раньше. Что ж, это даже к лучшему... Хамид, пообещайте мне, что никому ничего не расскажете. Дело в том, что моя двоюродная бабка так и не узнала, что он был там. В воскресенье вечером она приняла меня - потом вам обо всем расскажу, - но при этом заявила, что Чарльза видеть не хочет и что ему незачем даже приезжать в Дар-Ибрагим. Вы же знаете, что вчера утром он приехал из Дамаска, намеревался встретиться здесь со мной, но река разлилась и мне пришлось провести во дворце еще одну ночь. Отчасти именно по этой причине кузен задумал проникнуть во дворец и лично посмотреть, что там и как.

Я быстро пересказала ему основные вехи случившегося: встречу у храма и разработку плана вторжения.

– Я помогла ему забраться внутрь, после чего мы немного побродили по дворцу. Бабку мы больше не видели, а кроме того, кузен посчитал себя не в праве подобным образом навязывать ей свое общество. Потом я легла спать, а он стал пробираться к заднему выходу из дворца. Мне очень хотелось, чтобы он уехал, пока никто не заметил машину.

– Знаете, а я ведь видел ее, - проговорил Хамид, явно заинтригованный моим рассказом и одновременно желая как-то успокоить меня.
– Это белый "порше", так? Пожалуй, вам не стоит беспокоиться. Я знаю тот карьер и если бы машина там действительно стояла, обязательно заметил бы ее, когда ехал сюда.

Мы взбирались по склону и одновременно разговаривали. Теперь я разглядела то, что искала, - тенистую тропинку под деревьями метрах в десяти от нас, на которой стояли или лежали с полдюжины коз, жующих траву и с дерзкой надменностью поглядывающих в нашу сторону. Среди них я увидела и фавна - он сидел прямо на пыльной земле, скрестив ноги, с той же косматой шевелюрой, ухмылкой на губах, жевал какой-то листок и с беззаботной отрешенностью смотрел на коз.

– Вот ты где!
– воскликнула я.

– Я всегда здесь, - сказано это было с такой удивительной простотой, что в это просто невозможно было не поверить.

– Это я так, к слову. Все нормально, - сказала я Хамиду, который чуть удивленно наблюдал за нашим диалогом.
– Я знаю этого подпаска.

– А я его ни разу не видел, - он с сомнением разглядывал мальчишку. Если он заметил вашего кузена, мисс Мэнсел, то скоро вся деревня будет знать, что он провел ночь в Дар-Ибрагиме.

– Не думаю. Мне не показалось, чтобы этот паренек любил распускать слухи... Как бы то ни было, если Насирулла действительно что-то пронюхал, то готова поспорить, Лесману было что сказать мне сегодня утром. Ахмед, обратилась я к фавну, - ты видел, как сегодня утром из Дар-Ибрагима выходил англичанин?

– Да.

– Когда это было?

– На рассвете.

– Часа в четыре, - пояснил Хамид.

– Значит, после того как мы расстались, он еще немного задержался. Интересно, зачем? Впрочем...
– я повернулась к мальчику:

– Он шел к деревне по этой дороге?

– Да, он шел к белой машине, которая стояла у дороги в карьере.

Наши с Хамидом глаза встретились, и я засмеялась, а он пожал плечами и чуть скривил губы.

– Ты слышал, как он отъезжал?
– спросила я. Мальчик кивнул, махнув рукой в сторону Бейрута. Я удивилась тому облегчению, с которым восприняла это известие:

– Он тебе ничего не сказал?

– Нет, я был вон там, - кивок головы в сторону совершенно недоступного нагромождения камней метрах в трехстах от нас.
– Он вышел из ворот позади дворца.

В его голосе не слышалось и намека на любопытство, хотя он продолжал внимательно смотреть на меня.

Я задумчиво всматривалась в его лицо:

– Но ведь это было очень рано. Вокруг не было ни единой души?

Снова кивок.

– И его больше никто не видел?

– Никто, только я.