Шрифт:
– Вроде все тихо, но все-таки сперва разведаю, - решил он и, крадучись, удалился в сторону насыпи. Из-за плотной темени в нескольких метрах стал неразличим.
Пока он отсутствовал, тучка, закрывавшая луну, уползла дальше. Вообще, если судить по обилию звезд, запас облаков на небосклоне истощался. Возвращавшегося с разведки Тамара различила теперь с большего расстояния.
– Сильно было слышно, когда сползал с насыпи?
– поинтересовался он, пристроившись рядом.
– Шелестело, но не очень. Если не прислушиваться, то и не расслышишь. Как там, никого не видно?
– Кто-то вроде маячил, но далековато. Подождем вон той тучки и переберемся по затмению. За путями, метрах в сорока, начинается кукурузное поле, нырнем в него - и все наши опаски позади.
Дождавшись очередного "затмения", благополучно пересекли несколько пар рельсов. Шурша гравием, съехали с насыпи вниз. Вот и кукуруза, густая и высокая, изрядно поросшая мышеем. Сквозь нее пришлось прямо-таки продираться: рядки поперек, стебли выше голов. Их нужно было раз-пораз раздвигать в стороны. Тамаре - она шла след в след - доставалось еще и от увесистых початков, торчавших на раздвигаемых им стеблях.
Удалившись в глубь плантации на приличное расстояние, Ванько остановился, поджидая отставшую спутницу.
– Ты, я вижу, совсем притомилась... Вроде и не быстро шел, глянул, а ты отстала.
– Я ботинком ногу растерла... Да и силов совсем нет...
– Давай немного отдохнем. Заодно и подкрепимся.
– Он навыдергивал десятка два стеблей, предложил: - Садись. И сними-ка ботинки.
Достал сверток, развернул. Духмянный запах нарезанного ломтями хлеба, щедро намазанными коровьим маслом, сладко щекотнули ноздри. Когда разулась, положил ей на колени.
– Поешь, сразу и силы появятся.
– А ты?
– Ешь, ешь! Я догоню.
Порядком изголодавшаяся, девчонка без лишних церемоний с жадностью набросилась на еду.
Небо к этому времени очистилось окончательно, вызвездило, и луна, хоть и ущербная, светила достаточно ярко. Было видно, как под слабым ветерком, доносившим со станции тяжелый мазутный дух, колеблются увядшие уже кукурузные листья. Ванько присел на корточки, взял снятый с ноги ботинок.
– Они на тебя что, маловаты?
– Наоборот, хлябают. А натерла ногу потому, что расшнуровался.
– Надо было сказать сразу, как почувствовала! А что хлябают, так это мы щас поправим.
– Наотдирал от початков мягких, успевших уже повлажнеть, рубашек.
– С устилкой будут в самый раз... Эти ботинки тетя купила мне в Краснодаре. Красивые, добротные, очень они ей глянулись, и она взяла аж две пары. А я пока одну износил, успел из них вырасти. Было это, между прочим, три года назад.
– Намостив листьев, хотел заодно и примерить.
– Спасибо, Ваня, я сама, - поджала она ноги.
– Садись уже поешь, а то все слопаю, тогда не догонишь!
– Да тут, - принял от нее остатки, - еще на одного хватит!
Отделив горбушку, с хрустом откусил, принялся смачно прожевывать. Теперь только почувствовал, какой зверский нагулял аппетит.
Тамара, успев "заморить червяка", ела неспеша, наблюдая за нежданно-негаданным своим избавителем. Никогда не предполагала, - думала она про себя, - что бывают такие вот смелые, находчивые и ужасно сильные мальчики... Ведь не легкая же, а он подхватил, как куклу, бежал более двух кварталов и даже не заморился! И старше-то на каких-нибудь год-полтора, а такой...
– она поискала подходящее слово, - такой самостоятельный. И тетя у него такая же - добрая, заботливая и красивая.
Заметив, что она листком от кукурузного початка вытерла щеки и потянулась за ботинком, Ванько упрекнул:
– Ты че? Слопай еще хоть этот, небольшой, а то для меня много. Возьми, возьми!
– Ты ведь и силов больше потратил, - заметила она, приняв ломтик потоньше, но с толстым слоем масла.
– А ты дольше голодала. Вас когда схватили?
– Вчера еще. Вечером.
– Я так и предполагал. А за что? Впрочем, какая разница!
– добавил поспешно, предположив, что ей неприятно будет отвечать на этот вопрос.
Напоминание о каталажке вернуло в жестокую действительность, в миг оборвало установившееся было хрупкое душевное равновесие девчонки. С трудом проглотив откушенное, она отложила кусок. Ванько заметил перемену в настроении и, чтоб как-то сгладить, замять неприятный для нее вопрос, упрекнул шутливо:
– Неважнецкий из тебя едок!.. А у меня закон: чем добру пропадать, лучше нехай пузо лопнет.
Он опять принялся за еду. Тамара, справившись с нахлынувшими тревожными мыслями, пояснила: