Когда шумная орава уже беспечно плескалась на мелководье любимого лягушатника, Миша, натянув трусы, незаметно подкрался к кучке пестрой одежи, прихватил платье поцветастей и незамеченным отполз обратно.

Платье оказалось сарафаном, то есть без рукавов, что несколько нарушило план, предусматривавший "завязать сухаря".

– Может, на подоле?
– спросил он совета у приятеля.
– С примочкой...

– Материя красивая... Может, не будем жмакать?
– пожалел Рудик. Подразним немного и все.

Миша согласился, и они стали ждать, пока хозяйка накупается.

Спустя полчаса звонкое девчоночье племя высыпало на берег. Одни, стуча зубами, сразу же стали одеваться; некоторые - прыгали на одной ножке, наклонив голову и пытаясь вылить попавшую в ухо воду. Кто-то из них заметил наблюдавших из-за кустика пацанов, визгом оповестил остальных; похватав одежду, стайка упорхнула одеваться на безопасное расстояние. Лишь одна купальщица растерянно озиралась, не найдя сарафана и не зная, что же делать.

– А она ничего, - заметил Рудик.
– И на мордочку, и вобще... Кто такая, не знаешь?

Миша, мочаливший в зубах длинную травину, обильно чвиркнул сквозь верхние резцы, ответил безразлично:

– Не нахожу ничего особенного... А вижу впервой. Отдадим, что ли?

– Дай-ка я сам... Нужно познакомиться.

Поднялись и, ухмыляясь, стали приближаться. Незнакомка хотела было убежать к уже одетым подружкам, но, узнав свой сарафан, осталась.

Подойдя ближе, Миша вряд ли изменил свою оценку, тогда как Рудик, уже начинавший "замечать" девочек, нашел, что сблизка незнакомая и впрямь симпатяшка: стройная, светловолосая, голубоглазая, с "мордочкой", от которой не оторвать взгляда. Ровесница, прикрыв ладошками довольно крупные луковицы грудей, смотрела на него без страха, но осуждающе и с презрением.

– Не твой, случайно? У кутенка отняли.
– Он встряхнул сарафан, повертел, как бы давая возможность опознать. В то же время бесцеремонно, если не сказать - внаглую, изучал хозяйку, отчего миловидное личико ее стало пунцовым.

– За дурочку принимаешь!.. Отдай сейчас же, бессовестный!

Не просьба - требование. Гордая, подумал Рудик. И стыдливая. Нашенская не стала бы краснеть да прикрываться - давно бы выхватила и удрала.

– Пожалста!
– Он подошел вплотную, протянул сарафан. Когда же та попыталась схватить, отдернул руку.

От Миши не ускользнула поспешность, с какой она тут же снова прикрыла ладонью оттопыренный коричневый сосец. Когда же Рудик предложил всерьез, поднеся одежку к самому носу, а она потребовала положить и обоим исчезнуть, это его задело, и он сказал:

– Под-думаешь, цаца какая, воще!..
– И добавил презрително: - Больно нужно нам смотреть на твое вымя...

У жертвы от обиды и унижения повлажнели глаза.

– Не обращай на него внимания, он вобще грубиян!
– Сказав так, посоветовал сочувственно: - Я выполню твой приказ в точности, но за это ты скажешь, как тебя звать. Идет?

В ответ - косяк, полный презрения.

– Не скажешь, как звать, - потопаешь домой в одних трусах!
– припугнул "грубиян".
– Идем, повесим на вербу и нехай достает, воще, как хочет.

– Я скажу...
– пошла на уступки девчонка, испугавшись.

– Ну так бери!
– Рудик вернулся и положил сарафан к ее ногам.
– Или скажи имя и мы исчезнем.

– Помоги надеть...

– Пожалста!
– Рудик накинул его на голову, подержал, пока просунет руки наружу.

И тут случилось то, чего он никак не ожидал. Едва продев руки, незнакомка с размаху влепила ему оглушительную пощечину и кинулась наутек.

– Ог-го!
– подойдя, присмотрелся Мишка.
– Всю пятерню видать...

Рудик оторопело смотрел, как удирает девчачья ватажка.

– Ну, с... синеглазка, погоди у меня!..
– погрозил кулаком вслед.
– Это тебе даром не пройдет!

– Давай догоним, воще, и наклепаем как следует!

– Черта с два их теперь догонишь... Говоришь, пятерню видать?

– Вся щека аж красная... Так тебе и надо, воще! Жаль, что сапатку не расквасила у всех на виду.

– Ты че это?
– удивился Рудик раздражению приятеля-соседа.

– А то! Что дался опозорить на виду у шмакадявок!..

Пострадавший не нашелся с ответом, и они понуро побрели на свою лежку.

– Ничего, мы еще на ней отыграемся!
– повторился Рудик, придумав, очевидно, достойную кару.

– Надо было отхлестать сразу. А через полмесяца - это будет не возмездие, а простое фулиганство.

– Почему - "через полмесяца"?

– Дура она, что ли, попадаться тебе раньше!

– Заставить прилюдно извиниться - не имеет значения, неделей раньше или позже, - оправдывался "оскорбленный", в душе соглашаясь, что дал-таки маху.