Pardon du retard et agr'eez, je vous prie, l’assurance de la consid'eration tr`es distingu'ee de v<otre> t<out> d'evou'e

T. Tutchef.

Милостивый государь,

Я схожу за запиской*, которую вы были любезны мне передать, к г-ну Потемкину*, выпросившему ее у меня на время для прочтения на досуге. Могу сказать вам доверительно, что он очень одобряет вашу идею и поддерживает ваше намерение написать по этому поводу императору*. Я склонен думать, что со своей стороны он сделает все от него зависящее, дабы поднять шансы вашего предприятия на успех.

Простите за промедление и примите, прошу вас, уверение в глубочайшем уважении вашего всепокорного

Ф. Тютчева.

J’ai eu le plaisir de recevoir votre lettre `a l’Empereur* et me suis empress'e de la remettre `a la poste, pour pr'evenir tout malentendu. Je vous r'ep'eterai ce que j’ai eu d'ej`a l’honneur de vous dire une fois: s<avoi>r que Mr de Potemkine ne se chargeait pas de la transmission officielle de votre lettre, vu qu’aucun agent diplomatique ne peut se charger de transmettre en cour un 'ecrit quelconque dont il n’ait pris connaissance au pr'ealable. Mais il parlera, tr`es volontiers, dans un rapport particulier au C<om>te de Nesselrode de votre m'emoire `a Mr d’Eynard comme d’un incident qui s’est pass'e `a Munic et qui par l`a m^eme tombe dans la sph`ere de sa correspondance minist'erielle. Bien entendu qu’il en parlera de mani`ere `a pr'esenter les id'ees, qui forment le fond de ce m'emoire, sous leur jour le plus favorable, et m^eme, si vous le d'esirez, il joindra `a sa d'ep^eche une copie de votre 'ecrit. Au quel cas je vous prierai, Monsieur, de vouloir bien me l’envoyer au plut^ot.

Agr'eez, je vous prie, l’assurance de la consid'eration tr<`es> distingu'ee de votre tout d'evou'e

T. Tutchef.

Munic

Ce 11.10bre

1829*

Я имел удовольствие получить ваше письмо к императору* и поторопился отправить его почтой во избежание какого-либо недоразумения. Повторю вам то, что я уже имел честь говорить вам однажды, а именно, что г-н Потемкин не взял на себя официальную передачу вашего письма, так как ни один дипломатический представитель не может передать своему двору никакой бумаги, с которой не ознакомился предварительно. Но он охотно расскажет в отдельном рапорте графу Нессельроде о вашей записке г-ну Эйнару как о событии, происшедшем в Мюнхене и попадающем тем самым в сферу его министерской переписки. Разумеется, он намерен представить идеи, составляющие суть этой записки, в самом выгодном свете и даже, если вы пожелаете, присоединит к своему донесению копию вашего сочинения. В каковом случае я попрошу вас, милостивый государь, прислать мне ее как можно скорее.

Примите уверение в глубочайшем уважении преданного вам

Ф. Тютчева.

Мюнхен

11 декабря

1829*

Минхен. Сего 16/28 декабря 1829

Много и непростительно виноват перед вами, милостивая государыня тетушка, что так поздно отвечаю на родственно-милостивое письмо ваше. С братом Алексеем Васильевичем* сбирался было писать к вам, но подумал, что лучше будет предоставить ему изъяснить вам мою признательность. Теперь известился через письмо от своих*, что я вам новою обязан благодарностию. Вы предлагали ехать в Петербург ходатайствовать по моему делу. Душевно тронул меня сей знак вашего расположения, но теперь при переменившихся обстоятельствах сия поездка была бы бесполезна*. Не менее того в полной мере чувствую всю цену сего истинно родственного предложения.

Я полагаю, что Ал<ексей> Васильевич теперь с вами, и от всего сердца, любезнейшая тетушка, поздравляю вас с его приездом. Благодаря этим шести неделям, что он провел с нами, легко вообразить, как утешительно должно быть для вас его присутствие. Прошу вас покорнейше еще раз поблагодарить его за всю им оказанную нам дружбу. Не говоря о себе, он оставил в Минхене искренно преданных ему друзей. Не проходит дня, чтобы речь не шла о нем, и в первые дни по его отъезде он точно такую оставил пустоту у нас в доме, как бы несколько лет сряду жил с нами вместе. Кто его знает, тому сие покажется весьма естественно. С его редкими душевными свойствами, с его прекраснейшим характером ему везде легко будет найти искреннюю сердечную приязнь и оставить по себе добрую любезную память. Всем его знающим и любящим должно быть крайне утешительно говорить про него с вами. В нем послана вам, любезнейшая тетушка, большая награда за вашу большую доброту. И да сохранит вас Бог обоих для вашего взаимного щастия.

Мы на днях получили от него письмо из Вены*. Но пусть он сам расскажет вам им совершенные подвиги. Вы, вероятно, захочете изустного рассказа, чтобы поверить оным. — Жена просит у вас позволения самой приехать к вам, а я прошу у вас для нее вашего родственного расположения. Брату, которого еще со мною нет, я передам поклон ваш. Любезнейшим сестрицам, буде оне меня не совсем позабыли, мое усердное почтение, равно и Михайле Николаевичу*, и, поздравляя вас и их с наступающим Новым годом, с искренним желанием всех благ, пребуду навсегда с душевным почтением и преданностию, милостивая государыня тетушка, ваш покорный племянник Ф. Тютчев.

Munic. Ce 1er f'evrier

Monsieur,

Vous aurez bien certainement remarqu'e dans les deux derniers Nos de la Gazette Universelle* l’incroyable article, tir'e du Journal de Smyrne. C’est, j’en conviens, la plus grossi`ere insulte qui ait jamais 'et'e faite au bon sens du public. Mais puisque la Gazette Universelle a cru devoir la reproduire dans son entier et avec une sorte de complaisance, c’est `a vous qu’il appartient, Monsieur, `a vous qui avez noblement associ'e votre nom aux destin'ees de la Gr`ece, de prendre encore une fois en mains les int'er^ets d’une cause qu’on outrage aussi indignement, en les d'enaturant. Qu’un parti, ennemin'e de tout ce qu’il y a de bon et d’honorable dans la nature de l’homme, ait cherch'e par tous les moyens possibles, per fas et nefas, par la force et l’astuce, par la foi des trait'es et la mauvaise foi `a perdre, `a assassiner la malheureuse Gr`ece, cela se concoit, puisque c’'etait dans ses int'er^ets, et qu’on sait de reste que l’int'er^et, le plus vil, le plus sordide int'er^et, est la seule r`egle, le seul mobile de ce parti. Mais que d'ejou'e dans ses calculs, paralys'e dans ses projets par une Puissance Sup'erieure, l’assassin, d'esesp'erant de venir `a bout de sa victime, veuille `a pr'esent se faire passer pour son protecteur, sauf `a faire passer le protecteur v'eritable pour l’assassin — voil`a qui est trop fort*. Et l’opinion publique se manquerait `a elle m^eme, si par ses organes avou'es elle ne repoussait de toute l’'energie de son indignation un semblable outrage, fait `a la d'ecence publique*.

Agr'eez, Monsieur, l’assurance de la consid'eration tr<`es> distingu'ee de v<otre> tr<`es> humble et tr<`es> ob<'eissant> serv<iteur>

Tutchef.

Мюнхен. 1-ое февраля

Милостивый государь,

Вы, конечно, заметили в двух последних номерах «Allgemeine Zeitung» * возмутительную статью, извлеченную из «Journal de Smyrne». Признаюсь, это самое грубое оскорбление, которое когда-либо наносилось общественному здравому смыслу. Но поскольку «Allgemeine Zeitung» сочла нужным перепечатать ее полностью и с известным сочувствием, именно вам, милостивый государь, вам, благородно связавшему свое имя с судьбами Греции, надлежит снова взять в свои руки защиту интересов, извращение коих равносильно их самому бесстыдному попранию. Что партия, от роду враждебная всему доброму и честному в природе человеческой, попыталась всеми возможными способами, per fas et nefas, [3] силой и хитростью, соблюдением договоров и нарушением их, погубить несчастную Грецию — это понятно, ибо это было в ее интересах, а ведь известно, что интерес, самый низменный, самый гнусный интерес — единственное правило, единственный двигатель этой партии. Но что обманутый в своих расчетах, остановленный в своих поползновениях Высшей Силой, отчаявшийся доконать свою жертву убийца пытается теперь прикинуться ее покровителем с тем, чтобы выдать истинного покровителя за убийцу, — вот это уже слишком * . И общественное мнение изменило бы самому себе, если бы в своих признанных печатных органах не ответило со всею силою негодования на подобную пощечину общественному благоприличию * .