Сначала думали, что Крюденер* также получит повышение и будет назначен на место Мейендорфа* в Вену, но это известие не подтверждается; итак, никакой надежды на повышение для Теодора. — Впрочем, вот что: судя по письму графа Нессельроде к Потемкину, а также по известиям со стороны, пост в Гааге, предназначенный для Потемкина, не следует считать немилостью, напротив — это знак особого доверия, которое ему хотели оказать. Однако Потемкин, до получения официального извещения, под влиянием слухов написал Нессельроде, что подобное перемещение совсем ему не подходит. А с тех пор мы узнали, что делу уже нельзя дать обратный ход, на пост Гагарина в Риме назначен Гурьев* и все так слажено, что бедному Потемкину не выпутаться. — Как вы понимаете, он хочет, чтобы Теодор остался при нем; это было бы возможно лишь при условии, если Теодору дадут место первого секретаря в Гааге; такое предложение, я согласна, было бы слишком выгодным, чтобы от него отказываться, но, с другой стороны, это доставило бы нам массу неприятностей. Какая возня! Я содрогаюсь при мысли об этом. На эту тему можно сказать столько, что у меня не хватает мужества начинать; приезжайте, так как придется многое обсудить, приезжайте скорее, дело может стать неотложным, и если прежде, чем вам удастся покинуть Вену, представится какая-нибудь курьерская экспедиция в те края, то Теодор воспользуется ею, чтобы съездить к вам. Но на это мало надежды, ускорьте же по возможности ваш приезд.

Анна * шлет вам поклон, она спрашивает меня: «Was ist das f"ur ein Nicolas, er thut mir doch nichts?» [4] — и я дала ей слово, что нет, но что вы привезете ей куклу и конфет; судите, с каким нетерпением она вас ждет. Еще раз, приезжайте скорее, иначе моя сестра * , которая собирается ехать в деревню, не увидится с вами, что ее очень огорчит, — и еще, не пугайтесь, мой друг, вы найдете нас в доме Кирхмайера на Каролинен-платц, где раньше жил дядя Николай * , а позже Киреевские * , но дом этот побелили и вычистили. — Прощайте, до скорого свидания, радостного и благополучного. Нелли

Твоя добрая весть, друг мой Николай, весьма меня обрадовала, но совсем не удивила. Я уже давно на это рассчитывал. Ибо мне слишком необходимо повидать тебя и посоветоваться с тобой, чтобы я мог отказаться от надежды, что судьба окажет мне любезность и осуществит мое желание. Впрочем, она была обязана сделать это, дабы вознаградить меня за невзгоды, которые на меня насылает. Говоря о судьбе, я имею в виду нечто совсем иное. Потемкин назначен в Гаагу. Это одна из самых крупных неприятностей, какие могли меня постигнуть. Несмотря на все хорошее, что говорят о князе Гагарине, он никогда не заменит мне Потемкина. Можно перебрать весь дипломатический корпус его императорского величества, но другого столь же безупречного джентльмена не найти. Среди русских это белая ворона. К тому же у его преемника есть gran difetto [5] — он женат. А ведь это — и т. д. и т. д. и т. д. Поскольку дело еще не решено окончательно и бесповоротно, я никак не могу отлучиться из Мюнхена в этом состоянии неопределенности. А потому умоляю тебя, любезный друг, воспользоваться первой же возможностью, дабы приехать ко мне, но прежде всего ответить мне тотчас по получении этого письма. Я нуждаюсь в советах и утешениях. — От всего сердца поздравляю тебя с порученным тебе делом и искренно желаю, чтобы по запутанности и бесконечности оно не уступало Лондонской конференции * . Для тебя это будет только выгодно.

Итак, до свидания, любезный друг, и по возможности скорейшего. Весь твой

Ф. Тютчев

Рукой Эл. Ф. Тютчевой: Munich. Ce 10 nov<embre> 1832

Je vous 'ecris un mot, mon ami, faute de mieux, c’est-`a-dire faute de Th'eodore qui est encore dans un de ses grands acc`es de paresse. Voil`a je ne sais combien de temps qu’il veut vous 'ecrire, mais jamais la journ'ee ne s’est trouv'ee assez longue, attendez donc qu’elle ait plus de 24 heures. Le voil`a dans son fauteuil et, comme je lui demande ce qu’il a `a vous dire, il me charge de vous demander «si vous avez de bonnes nouvelles de Varsovie». — Vous avez eu le billet que j’ai donn'e `a Bingham?* Le lendemain Kr"udener est arriv'e, m’apportant un charmant bonnet et la nouvelle de votre bonne humeur et parfaite sant'e. Tout cela m’a fait grand plaisir, mais en v'erit'e, quant au bonnet, ce n’est nullement ainsi que je l’entendais; croyez-vous donc que j’aurais l’impudence de vous demander si rondement des cadeaux? Allons, cela ne m’arrivera plus; en attendant veuillez que je vous embrasse, en vous remerciant, car il est joli et de fort bon go^ut.

Je vous ai pri'e aussi de me dire si l’on avait de bonnes fourrures `a Vienne, n’en faites rien, j’ai trouv'e par hasard ce que je cherchais, et maintenant je ne vous demanderai plus que de songer au th'e que vous avez promis de me faire venir.

Je suis toujours dans ma chambre. Le temps est si froid et mauvais que je n’ai encore le courage de sortir, quoique je sois presque remise; du reste il y a aussi une bourrasque de soir'ees qui m’effraie, et dans quelques jours nous allons avoir un grand bal que Sercey donne en l’honneur de la d'eputation grecque*.

Voici le dormeur qui s’'eveille; il veut parler — 'ecoutez:

«Je me tire violemment de mon apathie, pour vous 'ecrire par le moyen de la meilleure moiti'e de mon ^etre, c’est-`a-dire de celle qui n’est pas aussi paresseuse. J’avais esp'er'e que Kr"udener m’apporterait une lettre de vous, mais il ne m’a apport'e qu’une preuve nouvelle de cette affinit'e d’indolence qui nous fait pr'ef'erer une correspondance mentale `a tout autre; au fait, ce qui m’importerait le plus de savoir de vous, ce serait si nous pouvons avoir quelqu’espoir de vous arracher pour quelques jours `a votre liquidation et — ici ma main rebelle se regimbe contre moi et pr'etend que tout ce que je vous dis ne sont que fadaises qui ne m'eritent pas d’^etre 'ecrites m^eme avec son mauvais orthographe, et voil`a pourtant une chose qui me tient `a coeur: avez-vous eu des nouvelles de Moscou? — Dans la derni`ere lettre que j’en ai eu les pauvres vieux 'etaient pleins d’inqui'etude `a cause de notre silence et vous croyaient bien positivement mort de chol'era*.

Au risque de para^itre indiscret au commis du bureau de poste qui ouvrira cette lettre, je ne puis m’emp^echer de vous dire quelques mots de politique. Il para^it que toutes les admonitions de Pozzo* `a Berlin n’ont pas donn'e `a la Prusse l’heureuse t'em'erit'e qui lui manque, et qu’elle est bien d'ecid'ee `a n’en pas venir aux mains avec la France pour la question d’Anvers*; mais qu’arriverait-il si le Roi Guillaume, qui est plus mauvaise t^ete que son parent*, allait faire son coup de feu contre les Francais, — l`a, selon moi, est toute la question, et bien certainement que dans cet instant il n’y a pas un seul homme en Europe qui puisse le pr'edire. En attendant ces grands 'ev'enements nous sommes ici `a tourner dans le cercle fort 'etroit d’une vie de capitale de province; il n’y a ici de s'erieusement occup'e que Potemkine qui est toujours aussi fou d’amour pour sa Gr^ace divinit'e, avec cette diff'erence qu’`a pr'esent, vu la saison, il fait ses farces en pr'esence d’un parterre beaucoup plus nombreux. Sa fureur jalouse contre Sercey se r'eveille aussi parfois, et bient^ot elle va acqu'erir un nouvel aliment `a l’occasion d’un bal que celui-ci va donner pour f^eter la r'egence*, mais que Potemkine croit tr`es fermement ^etre destin'ee `a la belle Rose».

Und jetzt schreibe ich kein Wort mehr.

Adieu, mon ami.

«A propos de ma sant'e», — c’est de la sienne qu’il s’agit, — «je suis tourment'e par des h'ero"ides, soit dit par contraction, pour ne pas effaroucher ma main qui d'ej`a s’impatiente et tr'epigne des pieds. Ainsi donc adieu» — et moi aussi adieu. N. T.

Мюнхен. 10 ноября 1832

Я берусь набросать вам несколько строк, мой друг, за отсутствием надежды на лучшее, то есть на Теодора, который все еще во власти одного из своих затяжных приступов лени. Уж и не сочту, сколько дней он собирается писать к вам, но ему все не хватает на это суток, так что подождите, пока в них станет более 24 часов. Вот он тут, в своем кресле и в ответ на мой вопрос, что вам сказать, велит спросить, «получили ли вы добрые вести из Варшавы». — Дошла ли до вас записка, переданная мною через Бингема?* На другой день приехал Крюденер с прелестным чепцом для меня и с известием, что вы пребываете в превосходном настроении и отменном здравии. Все это несказанно меня обрадовало, но что до чепца, то я, ей-богу, не имела в виду ничего такого; неужели вы думаете, что у меня хватило бы бесстыдства столь откровенно напрашиваться на подарки? Ну и ну, никогда больше не совершу подобной оплошности; пока же позвольте мне вас с благодарностью обнять, ибо чепец прехорошенький и сделан с большим вкусом.