Шрифт:
Тяжело вздохнув, я набрала номер и, услышав в трубке женский голос, спросила:
– Это Жанна?
– Да, слушаю.
– Мне посоветовали вас как замечательную портниху.
– Все верно, - без малейшего намека на скромность ответила женщина.
– Можно приехать?
– Не сейчас.
– А когда лучше? Понимаете, дело спешное.
– Часа в четыре вас устроит?
– Более чем, - обрадовалась я, - раньше и мне неудобно.
– Вот и договорились, записывайте адрес… - деловито сказала Жанна.
Получив еще раз координаты дочери Василия, я пошла в гимназию. Что там кричала Жанна, когда глупенькая Марина упомянула имя Ники? «Заколочу молотком до смерти»? Очень интересная фраза, учитывая, что в отеле «Оноре» обнаружили женщину, убитую при помощи данного инструмента.
– Господи, пришла!
– обрадовалась Ермакова, увидев меня на пороге.
– Ну спасибо!
– И где олигарх?
– спросила я.
– Сейчас прибудет, - занервничала завуч.
– Очень прошу…
Но узнать, о чем собралась в очередной раз просить Ирина, мне не удалось. Дверь в комнату распахнулась, на пороге появился мужчина, одетый в немодное и слишком дешевое для богатого человека пальто. Лицо вошедшего показалось мне знакомым.
– Я подам в суд!
– забыв поздороваться, прокаркал он.
– Надеюсь, вы сейчас же проведете расследование! Опросить следует весь девятый «А», это их рук дело!
– Уважаемый Кир… бир… ман… - попыталась остановить потного от гнева учителя Ермакова.
Я вспомнила, где видела его: в учительской, в свой первый приход в гимназию, когда попала на совещание, на котором этот преподаватель гневался, что дети не способны запомнить его имя. Как, кстати, оно звучит?
– Кир… тир… фирмир, - мучилась Ирина Сергеевна.
Брови учителя превратились в одну черную линию.
– Минуточку!
– засуетилась завуч.
– Уно моменто!
Суетливым движением Ермакова выдвинула ящик стола, порылась в нем, вытащила бумажку и торжественно прочитала:
– Уважаемый Кирбальмандык Турбинкасыбаршидович!
– Я Кирбальмандын. Просто отвратительно!
– возмутился учитель.
– Ладно учащиеся, они поголовно дураки, но вы, Карина Сергеевна!
– Ирина, - кротко поправила Ермакова, - вы ошиблись. Я никогда не была Кариной.
– Обиделись!
– радостно отметил «Макаренко» с невыговариваемым именем.
– Я специально произнес неверно. Понимаете теперь, какие я эмоции испытываю? Мое имя коверкают постоянно. Все!
Ермакова слегка покраснела и уставилась на листок.
– Э… э… кхм, кхм… Кирбальмандын Турбинкасыршидович…
– Турбинкасыбаршидович!
– взвился препод.
Ермакова утерла ладонью лоб.
– Лучше объясните, что случилось, - устало сказала она, - господин Бешмуркантыгданбас.
– Бешмуркантыгданбай, - зашипел учитель.
Я прикусила нижнюю губу. Интересно, есть ли на свете хоть один человек, способный произнести без запинки имя, отчество и фамилию историка?
– Девятиклассники мерзавцы!
– воскликнул учитель.
– Опозорили меня!
– Поподробнее, пожалуйста, и побыстрее, - рявкнула Ирина Сергеевна.
– Времени мало, мы ждем спонсора.
– Вчера после занятий я вошел в метро, - начал излагать историк, - взялся за поручень и слышу: люди смеются. В первую секунду тихонечко хихикали, потом громче. Глядят в мою сторону и рогочут! Сначала я подумал, что в известке измазался.
Я кашлянула. «У вас вся спина белая», достойный повод для веселья, шутка Эллочки-людоедки.
– Но нет, - бубнил преподаватель, - плащ чистый, портфель в порядке, на лице никаких следов. Я перешел в другой вагон, встал у двери, никто вроде внимания на меня не обращает. Поднял руку, схватился за поручни - опять хохот. В голос все ржали! И только дома жена увидела… Сволочи!
– Да в чем дело?
– вышла из себя Ермакова.
– Короче, Склифосовский!
– Кирбальмандын Турбинкасыршидович!
– вспыхнул учитель.
– Вроде Турбинкасыбаршидович, - злорадно поправила Ермакова, глядя в бумажку с подсказкой.
– Сами путаетесь, а от других требуете. Так что у вас случилось?
Историк молча поднял руки. Секунду мы с завучем молча смотрели на него, потом захохотали в голос. Несчастные дети, которым препод ставит колы за неправильно прознесенное имя, решили отомстить дураку. Они отрезали два куска меха (очевидно, испортили чью-то шубу) и аккуратно приклеили их под рукава плаща, к подмышкам. Пока дурак стоял в положении руки по швам, ничего было не заметно, но стоило ему поднять лапы…