– Ранена, – наконец прошептала она. – Ты все еще ранена.

Шшух.

– Шило мне в рыло…

Шшух-шшух.

Она опустилась еще ниже, и в ее голосе послышалось разочарование, смешанное со страхом.

– Эти долбаные твари совсем съехали с катушек, Селин. Они обращаются с людьми как… как с животными. Как со скотом. И они поят меня кровью. Они хотят знать, кто я такая, на что способна. Если они поработят меня, я сама им все выболтаю, не желая того. Про Эсану. Про Матерь Марин. Про тебя. Я должна выбраться отсюда.

Мы описали крошечный круг у нее на руке, трепеща крыльями.

Она вздохнула, и пепельные волосы упали ей на глаза, когда она опустила голову.

– Но ты помочь мне не можешь…

Шшух-шшух-шшух-шшух-шшух-шшух.

Тело Диор напряглось, когда на лестнице послышались шаги, резкие, знакомые голоса эхом отражались от сырых стен. Мы поползли вверх по ее плечу и шее, устраиваясь поудобнее, чтобы наблюдать из-под копны волос. Она натянула грязную рубашку, жилет и встала на цыпочки, чтобы выглянуть в зарешеченное оконце как раз в тот момент, когда с другой стороны замаячила пара суровых изумрудных глаз.

– Ну и как тебе твое новое жилье, мышь? – спросила Киара.

Девочка отшатнулась, но ничего не ответила, только пульс стучал под нашими крошечными лапками.

– Не боись, леди Лилид скоро подарит тебе что-нибудь получше, – сказала Мать-Волчица. – Мягкие простыни. Красивые платья. Маленькую подушечку для твоих нежных коленок. Ты должна гордиться, что она выбрала тебя прислуживать ей.

– Я не собираюсь никому прислуживать, – прошипела девушка.

– Через пару ночей запоешь по-другому. – Киара встретилась с ней взглядом, и ее губы скривились в жестокой улыбке. – Но будь осторожна, девочка, когда эта дьяволица возьмет тебя под крыло. Там теплее, чем ты думаешь.

– Да пошла ты… – усмехнулась Диор.

Шшух-шшух-шшух-шшух-шшух-шшух.

– Куда нам его положить, госпожа? – спросил грубый голос.

– Вон туда, – сказала Киара, кивая на камеру напротив. – Пусть пострадает от ее запаха.

Диор наблюдала через оконце, как Хоакин и Собачья Ляжка тащат все еще изломанного Аарона вниз по лестнице. На нем были только кожаные штаны, но его отмыли и причесали, а запястья и лодыжки заковали в такие тонкие цепи, что мы думали, он непременно разорвет их, когда проснется, пока не увидели, как они блестят серебром. Сорайя ждала неподалеку, ее косы ниспадали на спину, а кожа приобрела мертвенно-серый оттенок. Лицо Хоакина напоминало маску, и хотя Диор пыталась встретиться ним взглядом, он не отрывал глаза от пола.

Клейменые втащили Аарона в камеру и бросили на каменный пол. Киара нахмурилась, ее голос звучал тихо, когда она посмотрела на своего обращенного сына:

– Ну что, мой птенец-молодец, тебе удалось привлечь его внимание. Кажется, тебе улыбнулась Фортуна.

– И нам, сестра, – сказала Сорайя. – Ведь это мы доставили великому Никите этот трофей. Заполнили его загоны. Сотворили внука благородных кровей. Убили Де Леона. Черносерд, несомненно, вознаградит нас.

Тяжелые перчатки Киары заскрипели, когда она потерла большим пальцем верхнюю часть ладони.

– Не так, как раньше.

Сорайя закатила глаза, поджав полные губы. Когда молодая вампирша коснулась своего горла, мы увидели знакомый блеск золотого флакона, висевшего у нее на шее.

– Мне нужна еще одна доза, сестра. Я выпила все, что у меня было, когда мы брали Авелин.

Киара, казалось, пришла в себя и медленно кивнула.

– Я поговорю с графиней. Посмотрим, что приготовил для нас его величество. – Мать-Волчица повернулась к своим рабам: – Нужно рассортировать мясо во внутреннем дворе. Пойдите помогите этому вшивому Петрику. Мы скоро придем.

Хоакин встретился с Диор взглядом, в котором читалась жалость. Но затем юноша ушел во двор с собратьями, чтобы помочь рассортировать скот, который когда-то был его друзьями. Киара все еще пялилась на Аарона, разглядывала поверженного капитана в камере, прищурив глаза. Но последний взгляд высококровка бросила на Диор, затем повернулась и зашагала вверх по лестнице. Сорайя послала Граалю воздушный поцелуй и тоже исчезла, последовав за старшей сестрой.

Диор опустилась на покрытое плесенью одеяло, подтянув колени к подбородку. Сотворив знак колеса, она прошептала молитву за Ислу, маленькую Милу и прежде всего за Батиста, крепко сжав ладони и подняв глаза к небу.

Но если Вседержитель и услышал ее, то не подал никакого знака.

В подземельях Дивоков стало тихо, и Диор явно устала после стольких пройденных миль и испытаний. Она была в смертельной опасности, это заметили даже наши крошечные глазки. Рассеянно она облизала уголок рта, на губах все еще оставалась кровь графини со сладковато-медным привкусом. Почти сразу Диор поняла, что делает, снова сплюнула и вытерла рот рукавом. Но все же, когда ее язык коснулся этого пятна, мы почувствовали, как покалывает у нее кожа, как учащается пульс.