Однако и тут что-то не сходилось: ведь тогда, едва открыв глаза и узрев Шэнь Цинцю, она должна была, преисполнившись первозданной ненависти, понаделать в нем пару сотен дыр своим мечом – почему же вместо этого она с отчаянными криками и рыданиями бросилась прочь?

– Я не стал показывать ей её воспоминания, – отозвался Мэнмо, явно догадываясь о его сомнениях. – Взамен этого я показал ей твои.

Шэнь Цинцю осенило: это были те самые осколки памяти Шэнь Цзю, что сохранились в его теле!

Его давно уже мучила упомянутая Сян Тянь Да Фэйцзи предыстория Шэнь Цинцю, которую тот так и не воплотил в виде приличной сюжетной линии, так что он спросил:

– Могу я попросить старейшину показать их и мне тоже?

Мэнмо наградил его мимолётным взглядом, однако вместо того, чтобы спрашивать, зачем Шэнь Цинцю понадобилось пересматривать собственные воспоминания, старый демон поинтересовался:

– Значит, ты и впрямь ничего не помнишь?

– Верно, – кивнул Шэнь Цинцю, мысленно приготовившись изложить целую историю о том, как он потерял память в результате искажения ци.

Сказать по правде, утрата воспоминаний в результате чего-то вроде искажения ци крайне маловероятна, но против всех ожиданий вместо расспросов Мэнмо ограничился фразой:

– Некоторые вещи в самом деле лучше не помнить.

– Однако я нижайше прошу старейшину о помощи.

– Ты действительно хочешь это увидеть? – переспросил демон.

Шэнь Цинцю закивал, и тогда Мэнмо потянулся к нему и прижал палец ко лбу:

– Закрой глаза. Можешь открывать их, когда я уберу руку.

Шэнь Цинцю покорно смежил веки.

– Твои воспоминания сильно повреждены и постоянно скачут с одного на другое, – вновь заговорил Мэнмо. – Из-за этого они утратили связность. Тебе также могут попадаться люди с размытыми лицами. Причина этого кроется в твоём подсознании.

Иными словами, он хотел сказать: «Если вылезут баги, то знай, что виной тому косяки в твоих исходниках, а не мои заклинательские техники».

Мысленно досчитав до десяти, Шэнь Цинцю почувствовал, как давление на лоб ослабло, и открыл глаза. Перед ним на коленях стоял тощий простоволосый паренёк, связанный пеньковой верёвкой.

Этот бледный подросток с острым подбородком был весьма хорош собой, однако его черты были отмечены неизбывной мрачностью, а на лбу и в уголке губ виднелись синяки. Юный Шэнь Цзю собственной персоной.

Убегая от Ло Бинхэ во сне в городе Хуаюэ, Шэнь Цинцю нечаянно угодил в обрывочное воспоминание своего предшественника – и тогда перед ним предстала эта самая сцена. Оглядевшись, он убедился, что первое впечатление его не обмануло: эта просторная комната оказалась кабинетом, соединённым со спальней – их разделяли лишь «лунные ворота» [124] из сандалового дерева. Повсюду дорогая мебель, на стенах – изящные образцы каллиграфии и живописи. Такое могла позволить себе лишь весьма состоятельная семья, куда уж тут обычным работорговцам.

Скрестив руки на груди, Шэнь Цинцю облокотился о стеллаж с драгоценными безделушками в квадратных секциях и замер в ожидании.

Однако долго ждать ему не пришлось: перед ним бесшумно отворилась дверь, покрытая искусной резьбой с растительным орнаментом.

Шэнь Цзю не шелохнулся, лишь глаза взметнулись вверх, так что в них отразилась фигура вошедшего.

Лицо роскошно одетого молодого человека на удивление сильно напоминало Цю Хайтан – выходит, перед ним только что появился старший представитель истреблённого семейства Цю: её брат.

И, очевидно, подозрения Шэнь Цинцю имели под собой почву: что бы там ни утверждала Цю Хайтан, не похоже, чтобы с Шэнь Цзю в те дни, когда он жил в доме Цю, обращались «как с членом семьи».

Молодой человек неспешным шагом приблизился к Шэнь Цзю, затем обошёл его полукругом. Выражение лица паренька при этом не изменилось – в плотно сжатых губах читалась угрюмая решимость, но плечи еле заметно подрагивали, выдавая скрытый страх; похоже, он делал всё возможное, чтобы казаться невозмутимым.

Внезапно молодой господин Цю ударил его ногой в спину – Шэнь Цзю рухнул, уткнувшись лицом в пол.

– Ну что, на сей раз не осмелишься дать сдачи? – ухмыльнулся молодой господин Цю.

Приподняв лицо, измазанное в приставшей к разбитому носу пыли, Шэнь Цзю тихо ответил:

– Пощадите, молодой господин, я не знал, что это были вы.

– Не знал? – повторил за ним молодой господин Цю. – Не знал и всё же осмелился бросить мне вызов!

Размахнувшись, он отвесил Шэнь Цзю оплеуху, от которой его голова с глухим стуком ударилась о пол, из носа хлынула кровь, заливая подбородок. Казалось, молодому господину Цю доставляло особое удовольствие отбивать его голову, будто кожаный мяч.