— Да зачем тебе инструкции? — сердито бросил я. — Натягиваешь на член, когда готов, стягиваешь, когда дело сделано. Я бы сказал, процесс самоочевиден.

— Ладно, эта стопка тебе, — предложил он. — Раз уж ты слишком труслив, чтобы взять самому.

— Я же сказал, мне не нужны резинки, — в раздражении огрызнулся я. Мне не нужно искушение. — А если понадобятся, сам куплю, потому что, веришь или нет, Гибс, я более чем способен сам их купить. Я уже много лет спасаюсь от проблем таким образом.

— Верно. — Он пожал плечами, ничуть не обеспокоенный. — Но это было до того, как ты одурел.

Да, пожалуй, я этим утром малость бульдозерничал, но не жалел об этом. Впервые за много месяцев я вроде как разобрался в собственных чувствах. Как будто нечто в моей жизни встало на место.

Давлю ли я на нее слишком сильно, хочу ли всего слишком быстро? Возможно. Стоит ли действовать аккуратнее? Более чем возможно.

В любом случае я не готов был отступить.

— С ней все иначе, — зло заговорил я, очнувшись от мыслей. — Так что просто убери все это, пока она не пришла и не перепугалась.

— Да, с Шаннон все иначе, — согласился Гибси. — С ней все намного хуже и куда опаснее, потому что ты запутался в бурных сложных чувствах, любовничек. И говорю тебе, весь твой героизм не будет стоить ни шиша, когда в какой-то момент ты окажешься с голой жопой и с хером внутри узкой, невинной вагины. Просто спроси любого дебила нашего возраста, у которого на руках младенец или который бежит в супермаркет из-за капризов беременной, что такое вожделение. — Придвинув ко мне стопку презервативов, как фишки в покере, он добавил: — Я забочусь о тебе. Так что вот держи, для больших мальчиков.

— Гибси, ты сегодня невыносим, — проворчал я, вскидывая руки в откровенном отчаянии. — Реально, невозможно.

— Возьми их.

— Нет.

— Возьми.

— Нет.

— Да.

— Тебе поменяли препараты?

— В последнее время нет. Бери давай.

— Боже, Гибс...

— Бери резинки, или я устрою сцену.

— Ладно! — Схватив две пригоршни квадратиков из фольги, я сунул их в карманы и уставился на него. — Теперь счастлив?

Гибси широко улыбнулся:

— Ты будешь счастлив... когда тебя ничто не застигнет врасплох.

— Прекрасно, спасибо, Гибс, за то, что защищаешь мой член. А теперь уберешь остальное? — почти взмолился я.

Кивая, он стал складывать все обратно в сумку, и я даже обмяк от облегчения. Последнее, чего мне хотелось, — это чтобы Шаннон появилась, когда мы тут меняемся резинками, словно карточками с покемонами.

— Итак, — заговорил Гибси уже серьезнее, — как ты себя чувствуешь?

Я стиснул зубы.

— Отлично.

— Но тебе больно, ведь так? — Он с сочувствием посмотрел на меня. — Приятель, если тебе нужно домой, все в порядке.

— Я просто весь деревянный, Гибс, — пробормотал я. — Все тело как чужое.

Хватая еще горсть презервативов, он сказал:

— Надо в бассейн сходить после школы.

— Да. — Я кивнул. — Знаю.

— Но ты не пойдешь? — Усмехнувшись, он бросил пакетики в сумку и наклонился вперед. — Потому что у тебя другие планы? — Он вопросительно вскинул брови. — С Шаннон?

— Я не знаю. — Тяжело вздохнув, я оперся локтями о стол. — Там такой отстой...

— Уже? — удивился он. — Блин, Джонни, как-то ты быстро в этот раз.

— Не с Шаннон, — возразил я, чувствуя, как мне становится жарко. — Но ее семья меня ненавидит. — Опустив голову на ладони, я чуть не застонал. — Все так запутано, Гибс.

— Запутано?

— Запутано, — мрачно подтвердил я, глядя на него. — Ты видел, как ее брат на меня отреагировал на прошлой неделе? Ну, так это ничто в сравнении с тем, как обошлась со мной ее мать.

— У Джоуи-хёрлингиста никаких проблем с тобой нет, — предположил Гибси. — Ну, не больше, чем со всем остальным миром.

— Только он один из семи, приятель, — проворчал я. — Я везунчик, да?

— Я не понимаю, — задумчиво произнес он, потирая подбородок. — Честно, не понимаю.

— Ну и я тоже, чел.

— Может, они считают тебя опасным?

— Если бы я был опасен, они бы испугались, — возразил я. — Но они не боятся. Они просто желают крови — моей крови. — Я безнадежно ссутулился. — Ничего не могу сделать.

— Постепенно все наладится, — решил Гибси. — Жизнь сама регулируется. — Он пожал плечами. — Не может вечно все быть плохо, и не может все всегда быть хорошо. Что-нибудь изменится.