Чтоб им всем...

Дотянувшись до телефона, я дрожащими пальцами пролистал список контактов, пытаясь сквозь туман разобрать имена, нашел наконец номер, который набирал по меньшей мере раз двенадцать за последние бог ведает сколько часов или дней, и нажал кнопку вызова.

Облегченно вздохнув, сумел поднести трубку к уху и, затаив дыхание, ждал, слушая мерзкие гудки, пока наконец не включился монотонный голос автоответчика.

— Джоуи! — Сдвинувшись вперед, я попытался придать телу сидячее положение, но меня тут же потянули обратно какие-то прицепленные к туловищу провода, которым, вообще-то, совершенно нечего было здесь делать. — Джоуи, позвони мне...

Мучительно охнул от боли: ноги пронзила жгучая волна. Сосредоточился, чтобы отчетливо произнести следующее предложение.

— Мне нужно с ней поговорить. — Я был почти уверен, что язык все равно заплетается, учитывая, что и голос собственный казался мне незнакомым. — Я не знаю, что происходит, Джоуи. Может, у меня крыша едет, я упорот так, что дальше некуда, но я волнуюсь. У меня чертовски дурные предчувствия.

Би-ип.

— Вот срань.

Чувствуя себя совершенно разбитым, я отсоединился и бросил телефон рядом, прежде чем снова растянуться на подушках.

Мне что, все привиделось?

Нет, я знал, что нахожусь в больнице.

Я знал, что она приходила навестить меня.

Но возможно, я был сосредоточен на слове «отец», потому что очень удивился, когда открыл глаза и увидел собственного отца.

Крепко сжав губы, я попытался рассуждать здраво, не обращая внимания на иголки по телу и онемение.

Я что-то упускал.

Когда речь шла о Шаннон Линч, я всегда чувствовал себя так, будто отстаю на три шага.

Сонный, я пытался удержать ясность в голове, но теплое, щекочущее ощущение внутри не позволяло, — оно требовало, чтобы я закрыл глаза и погрузился в полное бесчувствие.

«...Если хочешь знать, что творится в ее голове, тебе придется это заслужить...»

— Пошел ты, Джоуи-хёрлингист...3 — пробормотал я, сбрасывая с тела одеяло. — Я заслужил.

Скинув ноги на пол, я схватился за штатив для капельницы и привел себя в стоячее положение. Каждая мышца орала от боли, протестуя, но я, не обращая внимания, потащился к двери.

— Джонни! — вскрикнула мама, через несколько минут увидев меня в коридоре.

Держа в руках два пластиковых стаканчика, она глядела на меня с ужасом.

— Почему ты не в кровати, милый?

— Мне нужно домой, — пробормотал я, волоча за собой капельницу и демонстрируя всему миру голую задницу, потому что больничная рубаха едва прикрывала мои широкие плечи. — Прямо сейчас, мам, — добавил я.

Оттолкнулся от стены, к которой ненадолго прислонился для отдыха, и, игнорируя жгучую боль во всем теле, неловко заковылял по коридору.

— Нужно уйти.

— Уйти? — изумилась мама. — Ты только что после операции! — Поспешно загородив мне дорогу, мама прижала ладони к моей груди и посмотрела на меня снизу вверх. — Никуда ты не пойдешь!

— Пойду. — Я покачал головой, пытаясь обойти ее. — Я возвращаюсь в Корк.

— Почему? — требовательно спросила мама, снова загораживая путь и не давая мне двинуться. — В чем дело?

— Что-то не так, — отрывисто произнес я, чувствуя дурноту и головокружение. — Шаннон.

— Что? — В маминых глазах вспыхнула тревога. — Что не так с Шаннон?

— Не знаю, — огрызнулся я, взвинченный, но беспомощный. — Но уверен: с ней что-то случилось. — Нахмурившись, я постарался ухватить мысль, понять свои ощущения, но смог только добавить: — Я должен ей помочь.

— Малыш, это все лекарства, — ответила мама с этим чертовым сочувственным взглядом. — Ты просто не в себе.

Я снова покачал головой, совершенно потерянный.

— Мам, — прохрипел я, — говорю же, там что-то не так.

— Почему ты так уверен?

— Потому что... — Тяжело вздохнув, я опять прислонился к стене и пожал плечами. — Я это чувствую.

— Джонни, милый, ты должен лежать и отдыхать.

— Ты меня не слушаешь, — пробормотал я. — Я знаю, мам. Я, черт возьми, знаю, ясно?

— Что ты знаешь?

Я поник, сдаваясь.

— Я не знаю, что знаю, но знаю то, что о чем-то знать должен! — Разочарованный и сбитый с толку, я добавил: — Но она знает, и я знаю, и она мне не скажет, но клянусь, все они, на хрен, знают, мам!

— Хорошо, милый, — уговаривала мама, обнимая меня. — Я тебе верю.

— Веришь? — прохрипел я, сонный, но слегка удовлетворенный. — Слава богу, потому что здесь меня вообще никто не слушает.

— Конечно, я тебе верю, — ответила мама, поглаживая меня по груди, и повела обратно в палату. — И я всегда тебя слушаю, котик.