Я таращился на него во все глаза.

— Как ты сказал?

— Ох, чел! — Он откинул голову и захохотал. — Ты что, правда не помнишь?

— Посмотри на меня. — Швырнув вилку в тарелку, я показал на свое лицо. — Это, по-твоему, лицо человека, который понимает, что происходит?

Мой ответ лишь заставил его захохотать сильнее.

— Я в восторге, — ржал он, явно наслаждаясь моей растерянностью. — Такого стоило дожидаться! Лучший день в жизни!

— Объясни, Гибс, — рявкнул я, разволновавшись. — Сейчас же... пока я не воткнул в тебя одну из этих чертовых игл из своей руки!

— Шаннон, — хихикнул он, — в ночь с пятницы на субботу была здесь вместе со мной.

— Да, я знаю, — проворчал я, потирая лоб. — Это я отлично помню.

— А ты помнишь твой разговор с ней? — продолжил Гибс, хитро глядя на меня. — И со всеми теми, кто был у тебя в палате?

— Нет, — бросил я. — Вся та ночь как в тумане.

Я припоминал лишь некоторые фрагменты субботнего утра. Фрагменты, когда я вел себя с Шаннон как последний мудак. Я позволил гордости взять верх над собой и выгнал ее. А потом пал духом, запаниковал и потребовал, чтобы меня отправили домой. Боль была такой зверской, что меня накачали лекарствами, и я отключился.

— И что я делал?

— Суть не в том, что ты делал, — насмешливо ответил Гибси. — А в том, что говорил.

— Гибс, Богом клянусь, если не объяснишь, о чем речь...

— Мужик, ты сказал, что любишь ее, — смеялся Гибс, хлопая себя ладонями по бедрам. — А потом попросил родить тебе детей.

— Нет! — Глаза у меня стали еще шире.

— Да! — Ухмылка у Гибси стала еще довольнее.

— Боже, Гибс, — прошипел я голосом выше обычного. — Почему ты меня не остановил?

— Потому что это было прекрасно, — сказал он и со смехом добавил: — Я уж думал, ты собираешься заставить ее подписать что-то, ты так этого требовал.

Я уронил голову и закрыл лицо ладонями.

— Да что со мной за хрень?

— Без понятия, — фыркнул Гибс. — Но если бы я играл на деньги, то поставил бы на то, что ты выложил свои настоящие чувства.

— Да что ты несешь? — изумленно уставился на него я. — Я не хочу никаких гребаных детей.

— Меня-то не пытайся одурачить, — подмигнул Гибси.

— Хватит, — буркнул я, подавляя дрожь в теле. — Ты знаешь, что не хочу.

— Ты ее умолял.

— Нет, — снова разинул рот я.

— Шаннон, пожалуйста, скажи, что родишь мне детей, — передразнил он. — Прошу, Шаннон! Расти моих отпрысков и трогай мой член.

— Перестань, — взмолился я. — Пожалуйста, больше ничего не говори.

— Ты твердил медсестре, что Шаннон твоя жена, — добавил Гибси соли мне на раны. — Объяснял матери, какая у Шаннон прекрасная грудь и как ты дождаться не можешь, когда ты ее...

— Ох, боже! — Я задохнулся и оборвал его прежде, чем он окончательно разрушил мою жизнь. — Так, значит, она поэтому меня избегает? — в ужасе спросил я. — Наверное, думает, что я постараюсь обрюхатить ее при первой же возможности.

— Ну, у тебя же теперь член работает. — Гибси явно наслаждался моими муками. — Эту важную новость ты ей поспешил сообщить, жеребец.

Надо ли удивляться, что Джоуи не отвечает на мои звонки?

Если Шаннон рассказала брату хотя бы половину того, что я, видимо, наговорил ей, можно не сомневаться, что он держит наготове дробовик и в Баллилагине меня ждет вендетта.

— Я просто идиот, — простонал я, опуская голову.

— Не-а, — возразил Гибси, хлопнув меня по плечу. — Девчонка тоже тебя любит. Она так и сказала ночью.

Я громко застонал, пронзенный стыдом до глубины души.

— Потому что я ей угрожал.

— Нет, потому что так оно и есть, — поправил меня Гибси.

— Сомнительно, — хмыкнул я, — очень, на хрен, сомнительно.

— Послушай, Джонни, я сейчас скажу тебе прямо, чел, — продолжил Гибси, теперь уже чуть более серьезным тоном. — Ты месяцы врал себе и всем вокруг насчет своих чувств. Это было уже слишком. Все подавленные эмоции должны были рано или поздно вырваться наружу. — Пожав плечами, он добавил: — Анестезия и морфий просто ускорили процесс, вытащили из тебя правду.

— Нет, — продолжал отрицать я. Понимал, что это бессмысленно, но должен был за что-то цепляться. — Я ничего такого не имел в виду.

Гибси выгнул бровь:

— Вот только не надо ссать мне на спину и говорить, что это дождик!

Мои плечи бессильно опустились.

— Ладно, хорошо, я именно это и имел в виду. Теперь ты рад?

— А ты? — спокойно спросил он.

— Я — что?

— Рад?

— Нет, не рад, Гибс. — Я зло уставился на него. — Посмотри на меня, — потребовал я, выразительно хлопая себя по груди. — Мне до усрачки страшно!