– Это какая, если не секрет?

– Не секрет, – усмехнулся Михаил. – Готовлюсь. В этом году собирается конклав. Что странно, потому что с предыдущего прошло… сколько? Три года?

– Конклав Слепых? – удивился Владимир.

Корсаковы, конечно же, не были единственными носителями тайных знаний даже в России, не говоря уже о мире. Каждое государство могло похвастаться двумя-тремя древними семьями или тайными обществами, что из поколения в поколение передавали свои секреты. Вот только с годами их становилось все меньше и меньше – как из-за опасности ремесла, так и просто от того, что любой старый род рано или поздно пресекается. В середине XVIII века угроза утраты и без того разрозненных крупиц столь ценных знаний заставила их носителей договориться о проведении собраний, на которых участники из разных концов света могли поддерживать связь и делиться теми сведениями, которые считали нужными. Даже во времена войн эти встречи позволяли старым семьям поддерживать если не дружбу, то хотя бы нейтралитет. Конечно, без конфликтов не обходилось – в конце концов, в них суть человеческой природы. Кланы и общества создавали альянсы, интриговали, грызлись за наследство ушедших семейств. Но в моменты, когда это действительно требовалось, они без колебаний садились за общий стол, чтобы не доводить распри до открытой вражды. И вот уже более века такой подход приносил свои плоды. Эти встречи получили название «Конклав Слепых» – по притче о трех незрячих мудрецах, каждый из которых представляет слона только по той части, что доступна его осязанию. Владимир находил это претенциозным, но довольно поэтичным. Конклавы обычно собирались раз в десять лет, так что дядя был прав – созыв нового конклава спустя всего три года после предыдущего вызывал подозрения.

– Похоже, проблемы не только у нас, – пробормотал Владимир.

– Какие проблемы не только у нас? – поинтересовался Михаил.

Владимир постарался быстро и без лишних подробностей описать дяде последние дела, с которыми ему пришлось столкнуться – от художника Стасевича до призраков в кадетском корпусе, а также о случаях, которыми с ним поделился полковник из шестой экспедиции. О своем вояже в усадьбу Маевских, правда, решил умолчать. Корсаков сомневался, что мать или дядя потащат его на инквизиторский костер, узнай они о его временной одержимости и оставленном под Муромом гнездом кровопийц (пусть и давших слово не охотиться на людей). Но некоторые тайны Владимир предпочитал хранить при себе.

– Любопытно, – задумчиво протянул Михаил. – И ты думаешь, что это все звенья одной цепи? Некоего… заговора?

– Согласись, совпадений как-то слишком много. Знания, что оставались тайными на протяжении веков, внезапно попадают в руки людей, дотоле не имевших с ними никакого опыта. Странно?

– Странно, но не невозможно. – Владимир видел, как дядина осторожность снова берет над ним верх. – Даже в нашем архиве найдутся периоды, когда число происшествий неожиданно росло. Но очень быстро все возвращалось на круги своя. Ты же сам помнишь, чему нас учили с детства. Мы имеем дело со стихией. Иногда зимой налетают снежные бури, а на приморские города регулярно обрушиваются шторма. Это не означает, что за ними стоит чья-то злая воля.

– За погодными явлениями – нет. Но здесь… Такое ощущение, что и художнику, и чиновнику, и офицеру училища кто-то… Ну, не знаю… Оставил подсказки, что ли? И это чертовски подозрительно!

– Вот тут соглашусь, подозрительно, – не стал спорить Михаил. – И я обязательно подниму эту тему на конклаве.

– Но до этого мне может потребоваться твоя помощь.

– Конечно! Уж на меня-то ты всегда можешь рассчитывать! – не раздумывая ответил дядя.

– Это убийство в Смоленске, – осторожно начал Владимир. – Боюсь, мы имеем дело не просто с происшествием, которое можно оставить полиции. Понимаешь, я уже видел подобное. И ты тоже.

– Когда и где? – деловито уточнил Михаил.

– В Болгарии, – только и смог ответить Владимир. За столом повисла тягостная тишина. Михаил как-то сразу отстранился и съежился, его фигура потеряла привычную стать. Отсутствующим взглядом он буравил заросшую плющом ограду сада, о чем-то глубоко задумавшись, пока не нашел в себе силы спросить:

– Ты уверен в этом? – Когда Владимир просто кивнул, дядя продолжил: – Послушай, это важно. У тебя нет никаких сомнений в том, что тебе не чудится? Что это не просто воспоминания, которые взяли над тобой верх, когда ты увидел нечто похожее?

– Уверен, – твердо сказал Владимир. – И, более того, убийца оставил послание. Кровью на стене. «Блудный сын вернулся домой». Это же послание мне, так? Я блудный сын, который вернулся домой.

Михаил откинулся на спинку стула, закрыл глаза и глубоко вздохнул, но ничего не ответил.

– Я знаю, что после того, что произошло с нами, ты постарался отойти от дел…

– «Произошло с нами», хорошо сказано… – тихо произнес Михаил. – Вот уж действительно, произошло. Убило моего племянника, а брата лишило разума.

– Но сейчас оно вернулось! – настойчиво обратился к нему Владимир. – Не знаю как и почему, но оно снова здесь. Убивает в Смоленске, у нас дома! Это не может быть совпадением! И если мы его не остановим, то…

– То оно может закончить начатое, – договорил за него дядя. На лице у него отразилась мрачная решимость. – Да. Да, ты прав. Какая помощь тебе нужна?

Экипаж ждал его там же, на углу Благовещенской и Дворянской. На сиденье, нетерпеливо ерзая, устроился околоточный Кудряшов.

– Гляжу на вас – и вижу человека, которому не терпится поделиться новостями, – заявил Корсаков, забираясь в коляску. – Что ж, я здесь, Федор Семенович, не томите!

– Вы оказались правы. – Кудряшов даже не стал обращать внимания на подколку Владимира. – В городе нашелся только один «АБ», который мог бы позволить себе такую флягу. Афанасий Баранов, купец, не так давно переехал из Рославля, где держит стекольный завод. Поселился в бывшем доме Остроуховых на Покровской горе.

– Мы сейчас едем туда? – спросил Корсаков.