– Ты в одном шаге от измены, тень.

– И это мне говорит принцесса, замыслившая убить своего императора.

Сизин уже собиралась прочесть ему целую лекцию о том, что вынужденное отречение от престола – законный метод престолонаследия у аркийских монархов, как откуда-то донесся лязг доспехов. Спор был забыт. Итейн встал между принцессой и дверью и приготовился к бою.

– Стой! Кто идет?! – крикнул он.

Вбежавший солдат остановился так резко, что заскользил по гладкому полу.

– Господин, послание для будущей императрицы.

Солдат помахал тонким пергаментом, покрытым каракулями.

– От кого? – спросил Итейн, забирая пергамент.

– От серека Буна.

Рука Сизин, потянувшаяся к посланию, застыла в воздухе. Затем принцесса выхватила пергамент у Итейна и жадно пробежала глазами текст, вчитываясь в каждое слово. Потом она перечитала его, не веря своим глазам.

– ПРОЧЬ! – заверещала она, и солдат выбежал из комнаты.

Итейн подождал, пока папирус в ее руках не превратился в смятый комок.

– Темса? – спросил он.

– Он подвел меня, – сказала Сизин. От гнева и тревоги у нее так сдавило горло, что ее голос превратился в шепот. – Подвел!

– И чего хочет Бун?

– Собрать двор! – взвизгнула она. – Он заявляет, что сереки соберутся здесь к полудню. Заявляет! И дальше пишет, что на собрании хотят присутствовать посланники Церкви Сеша, поскольку якобы собираются сообщить какую-то важную новость. Двадцать лет им было запрещено появляться в Небесной Игле, а этот мертвый ублюдок считает, что может менять правила! – Издав гневный вопль, Сизин порвала папирус в клочья. – Темса, этот говнюк с орлиной ногой, погубил меня! Как он мог подвести меня именно сейчас?

Итейн потер покрытый морщинами подбородок, дожидаясь, когда у нее закончится истерика.

– Вы же вроде сами собирались убить Темсу – и показать городу, что поймали большого злого волка?

– В этом все дело, тупая тень! Теперь Бун сам может играть роль героя. А зачем еще собирать Облачный Двор? Он присвоил себе мой план!

На лице Итейна появилось то особое выражение, за которым обычно следуют слова: «Я же говорил». Сизин не дала ему шанса их произнести.

– Даже не смей, мать твою!

Ей захотелось ходить взад-вперед по комнате. А затем захотелось что-нибудь бросить – лучше всего в Итейна.

Убежище заперто. Замочного мастера похитила Хорикс. Да еще и эта проклятая летучая машина. Проблемы Сизин и так множились десятикратно, а теперь, когда Темса, скорее всего, погиб, и Бун будет этим похваляться, эти проблемы продолжали расти, словно башни. Сизин оскалилась.

– Ладно! Мы запретим остальным серекам входить в Иглу. Скажем, что из-за особых обстоятельств. И убьем Буна здесь же. Я сама это сделаю! – крикнула она.

– Бун заподозрит неладное и откажется.

– Тогда отправим послание в таверну Темсы. Возможно, он сбежал.

– Ладно. Я пошлю гонца.

– На Буна мы внимания не обращаем!

– Тогда он просто соберет всех в другом месте и скажет, что вы сходите с ума. Он осудит вас.

– На нашей стороне слово императора! Игла в опасности!

– То есть вы спрячетесь, как и ваш отец?

Сизин бросила свиток ему в лицо. Итейн небрежно уклонился, и свиток ударился о полки у него за спиной.

– Нет! – крикнула она. – Я отказываюсь прятаться.

– Тогда вы знаете, что нужно делать. Если Фаразар не выйдет из убежища, чтобы положить всему этому конец, вашему происхождению будет противостоять влияние Буна.

Сизин свирепо взглянула на призрака и снова подошла к нему, чтобы посмотреть на пары его лица, на жуткий шрам на его лысом черепе. Пары почти не двигались. На его лице, как всегда, было бесстрастное выражение, отработанное в течение многих десятилетий.

– Итейн, когда-то ты принадлежал Культу Сеша. Я это не забыла и не забуду. Ты же не собираешься выбрать их вместо меня?

Призрак напустил на себя обиженный вид, однако ответил довольно сухо.

– Нет, принцесса, не собираюсь. Ни в малейшей степени. Мои интересы всегда были связаны с этой семьей, кто бы ее ни возглавлял. И, насколько мне известно, ваша семья – это не Культ Сеша.

– Хм…

Сизин не стала развивать эту тему. Доверие в Араксе, и тем более в Небесной Игле, нельзя было заслужить или создать; его всегда втаптывали в грязь. Доверие было слабостью – почвой для предательства, открытой дверью для вора. Уверенность в себе, деньги и власть – вот капитал, который здесь зарабатывали и накапливали.