Полёт занял полчаса, и Рома начал экскурсию, едва они спустились на землю и выгрузили вещи. Что-то ещё, какое-то смутное ощущение медленно разрасталось внутри и отвлекало от усвоения важных фактов. Когда в небе затих звук вертолёта, она поняла: они втроём остались совершенно одни посреди бескрайнего леса, отрезанные от мира многими километрами непроходимой болотистой тайги. Случись что, никто не поможет.

Саша включила диктофон и осмотрелась. Кордон стоял на высоком берегу Хушмы, и во всём тут чувствовалась основательность, суровая красота, словно это место было создано для того, чтобы удивлять туристов. Обширная поляна вмещала в себя длинный деревянный стол под навесом, два бревенчатых дома, соединённых общей крышей. Над обрывом чернело кострище. Чуть поодаль возвышался дом, где им предстояло ночевать, за ним, ближе к реке, стояла баня, из которой можно было нырнуть прямо в воду.

Рома показал им старую Куликовскую избу и баню. Потемневшие от времени строения несмотря ни на что стояли крепко, как будто пустили корни в эту землю. Саша провела ладонью по толстым брёвнам, почувствовав их шероховатость и твёрдость. Не из поваленных ли взрывом деревьев построили этот дом? Зашла внутрь, поёжилась от неожиданно накинувшегося сырого холода, пропитанного духом старины. Эти стены хранили память о людях, которые пришли сюда, чтобы докопаться до истины и совершить великое открытие. Они ошибались и страдали, радовались и влюблялись, искали и находили. Как её отец, как Галя.

Саша вспомнила слова Лиходеева:

«В тайге нет никакой романтики. Холод, жара, комары, медведи, голод, травмы, усталость, смерть… Если внутри пусто, ты сбежишь оттуда на следующий же день».

Прикоснулась к деревянному столу, стоящему впритык к стене у крошечного окошка. Старые газеты, керосиновая лампа, ставшие матовыми от пыли и времени пробирки. Разглядывая предметы, которые принадлежали далёкому прошлому, она наконец поняла, что чувствует. Зависть и тоску. Ей хотелось бы испытать всё то, что испытал Кулик, его соратники и другие люди, которые бывали здесь, когда надежда отыскать метеорит ещё не угасла.

Окрик Романа снаружи заставил Сашу вздрогнуть.

– Пойдёмте, я покажу ещё кое-что интересное!

Она вышла на свет и зажмурилась от яркого солнца.

***

Роман отвёл их к эвенкийским чумам голомо. Словно выросшие из-под земли эти треугольные строения настолько гармонично вписывались в лесной пейзаж, что казались творением природы, а не делом рук человека. Их возвели музейные работники почти тридцать лет назад, когда «модернизировали» кордон. Саша замерла, вполуха слушая, как они построены и как в них жили тунгусы.

– Голомо – зимний вариант чума. Конический каркас строили из расколотых пополам брёвен и шестов, покрывали корой и дёрном… – Голос Ромы постепенно превращался в тихий невнятный гул.

Воздух вокруг Саши сгустился и стал плотным, как масло. Ей показалось, что она движется куда-то вперёд и одновременно падает вниз, хотя ноги её оставались на месте. Она чётко видела свои коричневые кожаные ботинки на покрытой травой и хвоей земле. Мышцы словно парализовало. А потом, как по щелчку пальцев, тело стало лёгким, невесомым и чужим.

Саша приблизилась к чуму, откинула полог, нырнула в узкий проём и увидела в полутьме внутреннего пространства старика. Тот сидел у очага, держа в руках кружку, и пар от напитка, смешиваясь с дымом костерка, танцуя и извиваясь, поднимался к потолку и уходил в небо через круглое отверстие. Она подняла голову и поразилась огромному количеству звёзд на бархатном своде. Сырость апрельского воздуха заставила её поёжиться от холодка, проникшего под исподнее.

– Саш?

Темнота схлопнулась.

Миша развернул её к себе лицом и с тревогой заглянул в глаза.

– Всё хорошо?

Она моргнула.

– Я как будто провалилась в кроличью нору. Как Алиса.

***

Вечером Саша засела в избе. Она любила писать ручкой в блокноте. Их у неё было великое множество, самых разных форматов и цветов. В эту поездку она взяла новенький: толстый, в твёрдом переплёте тёмно-зелёного цвета из искусственной кожи, похожий на томик какого-нибудь классика. Пристроившись у маленького окна, откуда ещё шёл слабый зеленовато-серый свет, записала несколько строк, которые войдут в сценарий будущего фильма.

«Здесь кажется, что время остановилось и в мире нет ничего, кроме бескрайней тайги. Увидев просторы Эвенкии с высоты птичьего полёта, я поняла: человек – не царь природы, а одинокая травинка, растущая на склоне горы. Дунет ветер, ударит мороз, наступит дикий зверь – и нет её».

Оторвавшись от текста, Саша вновь почувствовала себя неуютно. Неужели она стала настолько впечатлительной, что любая мелочь может выбить её из колеи? Да и воображение что-то разыгралось не на шутку. Тревога, которая, казалось, растворилась в море новых впечатлений, вновь шмякнула по сердцу холодным скользким плавником. Это просто адаптация. Уже завтра всё будет хорошо.