Шрифт:
То, что я не ухожу и не отступаю, и есть тот самый ответ.
Марк, прочитав его, медленно наклоняется и касается губами моих. Я приоткрываю рот, впуская в себя поцелуй.
Вкус Марка приятный и неуловимо знакомый — мята и немного соли. Тепло поднимается от груди к лицу, затопляя шум в голове — впервые за долгое время там становится тихо. Пальцы находят ворот его куртки, осторожно тянут в знак вовлечённости.
— Лучший день рождения, — охрипшим шёпотом звучит в темноте.
32
Пятничным утром в доме царит непривычная тишина: у горничной — выходной, из-за чего кухня пустует; мама час назад уехала на пилатес, и лишь сквозь приоткрытую дверь папиного кабинета доносится размеренное щёлканье компьютерной мыши.
Кряхтя и вздыхая, я поднимаюсь к себе с охапкой тюльпанов. Кажется, Марку выдали корпоративную карту в цветочном бутике, и он решил обрушить на меня весь их ассортимент. Это уже второй букет за неделю, так что придётся распаковать новую вазу.
Папа выглядывает в коридор в момент, когда я тщетно пытаюсь открыть дверь локтем, чтобы не покалечить бутоны.
— Помочь? — весело осведомляется он. — Хотя здесь бы не помешал погрузчик.
Одарив его укоризненным взглядом, я терпеливо жду, пока он подойдёт и придержит для меня дверь.
— Милая, да у тебя здесь целая оранжерея, — раздаётся озорное присвистывание у меня за спиной. — Как ты вообще здесь ходишь?
— Предлагаешь попросить Марка притормозить с ухаживаниями?
— Боже упаси. Мужчина обязан баловать женщину. Боюсь, как бы мама не стала предъявлять претензий, что я недостаточно к ней внимателен, — папа добродушно посмеивается. — А конкурировать с двадцатилетним парнем — слишком сокрушительный удар для моей самооценки.
— Ты вне конкуренции, пап, — успокаиваю его я, извлекая вазу из коробки. — Сегодня я, кстати, вернусь поздно. Мы с Марком идём на открытие японского ресторана.
— Это, случайно, не «Сакура Небула»?
Я пожимаю плечами.
— Вроде бы он. А ты откуда о нём знаешь?
— Это же ресторан Гусева. Не знаю, помнишь ли ты такого… Был как-то на моём дне рождения. Я почему-то думал, что там публика постарше собирается. Ну да ладно, расскажешь потом, как было.
— А ты почему не хочешь пойти?
Папа устало морщится.
— Да мне уже неинтересно это, Лин. Каждый день с утра до вечера торчу на совещаниях и переговорах. Сегодня вот выходной взял, чтобы в тишине поработать. Старый стал.
— У вас, похоже, у всех одна отговорка, — не удержавшись, язвлю я. — Про возраст.
— А у кого ещё?
Погрузив цветы в вазу, я сосредоточенно расправляю стебли тюльпанов. Вот для чего я снова о нём вспомнила? По какой бы причине Александр так спешно не ушёл со дня рождения Марка — он всё правильно сделал. Скатертью, как говорится, дорога.
При виде фасада из угольно-серого камня с выгравированными на нём иероглифами и столпотворения автомобилей меня посещает ощущение восторженного нетерпения. Как же, оказывается, обожаю всё это: красивые места, красиво одетых людей и атмосферу новизны. Кровь моментально наполняется адреналином, и даже промозглый осенний холод перестаёт иметь значение.
— Папу тоже приглашали на открытие, — говорю я, когда Марк, держа меня под руку, ведёт нас ко входу. — Он, оказывается, знаком с владельцем.
— С Гусевым? А ты не слышала о нём? У него сеть ресторанов быстрого питания и кофешопы.
Я качаю головой.
— Может быть, слышала, но не помню.
— Они сейчас сотрудничают с папой над одним проектом в Европе. Он, кстати, тоже может быть придёт.
— Кто? — переспрашиваю я, чувствуя, как по позвоночнику пробегает холодок.
— Папа, — добродушно поясняет Марк. — Ну, так он, по крайней мере, говорил на прошлой неделе. Мы в последнее время мало видимся: я то в офисе торчу, то на учёбе и часто остаюсь в городе ночевать.
Решив не уточнять, где в таком случае ночует Александр, я с новым усердием вглядываюсь в подсвеченные неоном иероглифы. Даже если он появится сегодня, это не будет ровным счётом ничего для меня значить. Я теперь с Марком, и это мой взвешенный взрослый выбор. Вспыхнувшие чувства к его отцу были похоронены в ту ночь на курорте, и это еканье в груди — не более чем эхо обиды и пережитого разочарования.
— Мне здесь нравится, — я сжимаю руку Марку, — хорошо, что вокруг нет ни одной искусственной вишни.