— ЭТО КОСТИ ГЛУПЦОВ, КОТОРЫЕ ВОЗОМНИЛИ СЕБЯ МУДРЕЕ ВСЕХ! ТЕХ, КТО ХОТЕЛ УЗНАТЬ СЕКРЕТЫ РОДА ЗРИНСКИХ! — из неё вот-вот пена пойдёт.

— Опять ложь. Мы испытываем не любознательность и не алчность, а характер. Если ты собираешься напугать меня иллюзией подкожных насекомых, болью или тем, что я утопаю в костях, то это было наивно, — я вздохнул и с трудом, но вытащил ногу из костей. Была уже по колено почти.

ЛжеСофия досадливо цыкнула.

Миг.

И кости исчезли. Под моей кожей тоже больше ничего не бугрилось. Боль испарилась.

— Ты не глуп и не труслив, — интонация ЛжёСофии внезапно изменилась. Она стала томной. Тихой, но я её идеально слышал, будто говорила она у самого уха.

Хотя нет.

Так и было. Она будто телепортировалась ко не, обвивая изящными руками мой торс. На самой ЛжеСофии уже было не её удобное платье, а роскошное красное бельё. Идеальное, для страстной ночи. И глаза призывно смотрели мне в глаза, излучая алый блеск.

Она медленно, прикусывая губы, потянулась ко мне для поцелуя. В нос ударил сладкий, немного пьянящий запах каких-то пряностей. Мысли вязли и замедлялись, становясь всё менее значимыми.

Ощущения в теле тоже изменились. Пробудилось желание и напряжение, чтобы это желание реализовать.

Губы ЛжеСофии, полные и блестящие, почти соприкоснулись с моими. Сладостный аромат забивал моё обоняние, заставляя терять из внимания всё, кроме её лица. Забывать всё, кроме блеска красных глаз…

Так она думала?

Я резко распахнул глаза и усмехнулся. В тот же момент взял ЛжеСофию за подбородок. Её глаза округлились от удивления.

— Два-ноль. В мою пользу, — произнёс я.

— … — глазами на меня хлоп-хлоп. — Да ты… — я уже предвидел гневную тираду и очередную игру, как рокочущий голос Патриарха произнёс:

— ДОСТАТОЧНО.

— Он нечестный! — словно обиженная девочка, закричала в сторону алого солнца ЛжеСофия. — Он был готов!

Но Патриарха это уже не волновало.

Алая равнина. ЛжеСофия. Красное солнце.

Всё это растаяло, как видение. Я оказался в просторном зале. Слева от меня был круглый проход, тот самый. Только теперь по другую сторону.

Алой зеркальной преграды больше не было. Я видел Софию и Фью. Они тут же кинулись ко мне.

— Виктор! — она чуть не натолкнулась на меня, принявшись ощупывать мои руки, плечи, грудь, лицо. Словно пытаясь удостовериться, что я настоящий. — Твой двойник вышел из красного зеркала! Он… — София поджала губы. — Он проклинал тебя и говорил, что ты слаб, — нахмурилась. Её переполняла искренняя злость. — А потом показал зеркало, как тебя совращает эта… эта… сука!

— Сонечка, она была твоим двойником, — тактично вставила Фью.

— И что?! Сука!

— Ваше Высочество, — я едва не засмеялся. — Уверяю, она не заслужила такого красочного прозвища. Я бы скорее назвал её незрелым существом, которое изолировано от привычного нам мира и не знает ничего, кроме того маленького места, в котором существует. Как ребёнок, который никогда не выходил из дома. Она не заслуживает осуждения. Скорее — сочувствия.

София смущённо потупила взгляд. Задумалась.

Это радует.

— ОНА НА СВОЁМ МЕСТЕ, — пророкотал Патриарх. — КАК И ВЫ — НА СВОЁМ. ТЫ ДОСТОИН БЫТЬ РЯДОМ С НОСИТЕЛЬНИЦЕЙ МОЕЙ КРОВИ.

— Благодарю за эту честь, Патриарх, — кивнул я, стараясь как можно тише думать о том, что именно он и держит ту сущность в том пространстве, а также проверяет всех новоприбывших на характер.

Хотя, был ли здесь хоть кто-то до меня?

Это вопрос, на который мне едва ли ответят.

Вокруг нас было пустое пространство. Стен было не разглядеть, они терялись во тьме. Единственным источником света оставались путеводные энергетические линии, по которым мы пришли и бьющий из потолка столб света.

— АДРИАН ЖИВ, — уверенно пророкотал Патриарх. — НО ЕГО СУДЬБА ВИСИТ НА ВОЛОСКЕ.

Сбоку, во тьме, подсветилось пространство. Часть зала стала видна. В нём появилось иллюзорное подобие энергетической капсулы, в которой в позе эмбриона зависла проекция.

Он выглядел так же, как в тот самый день. Со светлой бородой. Синим плащом, на котором были вышиты золотые львы.

София замерла. Из уголков её глаз потекли слёзы. Одна за другой они скатывались её утончённому лицу и в гробовой тишине разбивались о пол, с тихим «кап».