— Пишите! — Журавлев презрительно махнул рукой. — Его все равно никто не прочитает. У меня везде свои люди.

Он снова повернулся к Даше, которая съежилась под его взглядом. Он решил идти до конца, давить до последнего.

— Не знаю, что здесь происходит, какие игры вы затеяли, но я так просто это не оставлю! В документах есть вопиющие нестыковки! Эта девушка утром говорила о нарушениях — значит, я выбью из нее правду! Выпытаю, если потребуется!

В этот самый момент тяжелая дубовая дверь совещательной комнаты беззвучно открылась.

На пороге стоял невысокий мужчина в строгом черном плаще следователя Инквизиции Гильдии.

Его лицо было лишено всяких эмоций, а маленькие, глубоко посаженные глаза за очкамм смотрели на присутствующих с холодным, отстраненным любопытством.

Корнелий Фомич Мышкин собственной персоной.

«Черт! Черт! ЧЕРТ! — мысленно взвыл Журавлев. По его спине пробежал ледяной холодок. — Откуда он здесь?! Когда он успел приехать?! И главное — ЗАЧЕМ?!»

Появление Мышкина полностью меняло расклад сил.

Журавлев не боялся следователя — формально Инквизиция не имела прямой власти над внутренними расследованиями Гильдии. Но этот человек мог доставить массу проблем. И на него нельзя было надавить.

Очень влиятельный и очень неудобный человек. К тому же Мышкин славился своей легендарной неподкупностью и дотошностью, из-за которой его ненавидели все, от мелких адептов до магистров.

— Я тут посижу, ладно? — Мышкин прошел через всю комнату. Он проигнорировал взгляды Журавлева и демонстративно уселся в углу, за спинами Кобрук и Шаповалова. — Не обращайте на меня внимания. Продолжайте.

«Жуткое неуважение! — Вскипел внутри Журавлев. Он, Магистр, глава целого региона, а какой-то следователь даже не поприветствовал его. — Долбаный Муром! Долбаная провинция! Как же меня все это достало!»

Его тщательно выстроенная сцена триумфа превращалась в фарс. Он чувствовал, как нити управления ускользают из его пальцев. Нужно было срочно перехватывать инициативу.

И тут со своего места поднялся Разумовский. Он молчал всю дорогу, просто наблюдая, и его спокойствие раздражало Журавлева больше всего.

Разумовский встал медленно, размеренно. Без суеты. Как скала, поднимающаяся из бушующего моря. Его спокойствие в этом кипящем котле страстей было противоестественным, зловещим.

«Что он задумал? — подумал Журавлев, чувствуя, как по спине пробегает неприятный холодок. — Все остальные кричат, оправдываются, паникуют. А этот молчит и смотрит. Словно уже знает финал этой пьесы».

Подмастерье посмотрел Журавлеву прямо в глаза. В его взгляде не было ни страха, ни почтения. Только холодная, отстраненная оценка. Как у лекаря, изучающего симптомы безнадежно больного пациента.

— Господин Магистр, — начал Разумовский спокойно. — Вы затеяли очень сложную игру. И, похоже, выигрываете.

«Что?! — Журавлев на мгновение опешил. — Он сдается? Признает поражение? Так просто?»

— Но есть одна проблема, — продолжил Разумовский тем же убийственно-ровным тоном. — Играя на чужой территории, вы допустили несколько фатальных ошибок. И теперь уже мы будем играть по своим правилам.

Журавлев дернулся, словно его ударили.

— Что ты себе позволяешь, Подмастерье?!

— Позвольте закончить, — осадил его Разумовский, и в его голосе прозвучали нотки стали, которые заставили Журавлева осечься. — Вчера вечером ваш статистик — очень старательный молодой человек, кстати — подготовил для вас папку с компроматом на меня. Синюю такую, тоненькую. Вы ее сегодня с собой принесли.

Глаза Журавлева непроизвольно расширились. Его рука дернулась к папке, лежащей на столе. «Откуда?! Откуда, черт возьми, он знает про папку?! Про ее цвет?!»

— Операции, которые в последнее время проводил Мастер-целитель Шаповалов, были действительно крайне сложны, — продолжил Разумовский, прохаживаясь вдоль стола. — Он демонстрировал высший класс профессионализма. И это не укрылось от глаз вашего дотошного статистика. Диагнозы редкие, техника исполнения безупречная. Плюс казуистика с несколькими операциями, проводимыми практически одновременно с приостановкой других. Для проверяющего со стороны все это выглядит крайне подозрительно. Почти невозможно.

Он сделал паузу, обводя взглядом всех присутствующих и замечая растущую панику в глазах Журавлева.

— Зная о моих успехах на экзамене — девяносто шесть баллов из ста, между прочим, — и о нашумевшем случае с бароном фон Штальбергом, вы сделали логичное, но ошибочное предположение. Вы решили, что в Муроме творится такой же беспредел, как и во Владимире. Что талантливому Подмастерью в обход устава позволяют оперировать самостоятельно. А это строжайше запрещено. На каждую такую операцию, даже ассистирование, нужна отдельная санкция Совета.