Шрифт:
— Иди сюда, — прошептала она, ее сонные глаза улыбались. — У нас есть время…
Ее губы были сладкими от выпитого раньше меня чая, а кожа — горячей и нежной.
Мы занимались любовью долго, неспешно, без той лихорадочной страсти, которая часто вспыхивала между нами после тяжелых смен.
Это была другая близость — глубокая, доверительная, полная нежности. Это был не столько животный инстинкт, сколько способ доказать самим себе, что мы все еще живы, что посреди всего этого безумия у нас есть этот маленький островок нормальной жизни.
— Фу-фу-фу! — донесся до меня возмущенный мысленный писк Фырка, который, судя по всему, тактично ретировался в гостиную. — Опять эти ваши человеческие спаривания! И ведь никакого разнообразия! Нет чтобы с утра орешки погрызть или шишку! Скучные вы, двуногие!
— Просто завидуй молча, пушистый, — усмехнулся я, а Вероника целовал мое плечо.
После мы долго собирались.
Атмосфера в квартире была наполнена приятным, легким волнением, как перед первым свиданием.
Вероника колдовала над прической перед зеркалом, а я, впервые за долгое время, пытался справиться с шелковым узлом галстука.
Она нервничала. Для нее это был выход в совершенно новый, сказочный мир. Я был спокоен. Для меня — выход на вражескую территорию под видом светского гостя.
— Ну как я выгляжу? — она наконец вышла из спальни и покрутилась передо мной.
На ней было то самое темно-синее платье с серебряной вышивкой.
Оно сидело на ней идеально, подчеркивая каждый изгиб ее фигуры и аппетитную грудь. В свете утреннего солнца она казалась не просто красивой. Она была нереальной.
— Как богиня, — улыбнувшись, ответил я.
— Льстец! — она рассмеялась, но я видел, как вспыхнул румянец на ее щеках.
Через пару часов черный, идеально начищенный автомобиль барона бесшумно скользил по загородному шоссе.
Муром остался позади, и вокруг раскинулись бескрайние поля, подсвеченные лучами предзакатного солнца.
Вероника с восторгом смотрела в окно, а я пытался расслабиться, но мысли продолжали крутиться в голове.
Фырк, в отличие от меня, был в состоянии абсолютной, щенячьей эйфории. Он метался по салону невидимой молнией, то замирая у меня на плече, то перелетая на подголовник Вероники.
— Мы едем! Мы едем из Мурома! Я никогда не был за пределами города! За пределами больницы, да! Но города — нет! Это же историческое событие! Великая экспедиция бурундука-первооткрывателя!
— Серьезно, никогда? — удивился я.
— Я же дух больницы! — гордо заявил он. — Предыдущие двуногие меня никуда не брали. Да и не ездили никуда особо. А теперь — смотри, деревья! Настоящие, большие деревья! Поля! А вон — смотри, пятнистые штуки ходят и траву жуют!
— Это коровы, Фырк.
— Коровы! Какие большие! Ой, а вон та, с длинным хвостом! Кто это?
— Это лошадь.
— Огромная какая! И смотрит странно!
Его детский, неподдельный восторг отвлекал и немного успокаивал. Для него это был новый мир. Для меня — всего лишь дорога к новой проблеме.
Вероника заметила мою задумчивость.
— О чем думаешь? — она мягко коснулась моей руки.
— О бароне фон Штальберге, — ответил я. — Он просто так не приглашает. Ему что-то от меня нужно.
— Может, он просто хочет тебя отблагодарить? Познакомить с друзьями, показать свое уважение.
Она мыслит как нормальный человек. С точки зрения благодарности, дружбы, эмоций. Но большие люди мыслят другими категориями.
— Бароны не бывают просто благодарными, — тихо сказал я. — У них благодарность — это не эмоция, а инвестиция. У них всегда есть скрытые мотивы. И я должен понять, какой у него, прежде чем он сделает свой ход.
Поместье появилось за поворотом внезапно, словно выросло из земли.
Трехэтажный особняк в стиле модерн, с плавными линиями, огромными окнами и изящной башенкой, был окружен идеально ухоженным парком.
Перед ним был разбит довольно большой парк. Фонтаны, мраморные скульптуры, идеально подстриженный газон.
— Ничего себе домик! — присвистнул Фырк у меня над ухом. — Да тут можно две наших больницы разместить! И еще место для парковки останется!
Машина плавно затормозила перед парадным входом. Метрах в десяти от него расположилась небольшая стоянка которая была практически забита машинами. И надо признать, что среди них моя бы явно смотрелась инородным телом.
Лакей в костюме поспешил открыть дверцу.