«Фурбулентус не отдам ни за какие коврижки, не для того я рисковала собственной шкурой, чтобы подарить его какому-то высокопоставленному чванливому барану», – решила я. Фатиа ждал, буравил меня вопросительным взглядом, я молчала, покрываясь испариной и заливаясь румянцем.

– Фурбулентус не получишь! – заявила я едва слышно, когда пауза затянулась и стала просто неприличной.

С лица Фатиа моментально сошла подленькая улыбочка. Он резко побелел как полотно и, едва шевеля губами, прошептал:

– У тебя что?

– У меня Фурбулентус, – еле слышно повторила я, – а прилетели мы сюда на Али.

– Что?

– На драконе! – рявкнула я.

Фатиа долго рассматривал меня удивленным взглядом, потом развернулся к столпившимся на пороге Советникам и спокойно произнес:

– Господа, кажется, мы влипли – у нее Фурбулентус с голубым камнем!

Толпа охнула, я спокойно оглядела напряженные лица фатийцев и ничего, кроме страха, в них не увидела. Иван уже рвал на себе жидкие волосы и едва не катался в пыли, проклиная тот день, когда познакомился со мной.

Анука у меня забрали, и ребенок теперь заливался слезами и громко кричал, вырываясь из рук няньки.

Площадь наполнилась шумом и рокотом толпы. Властитель что-то обсуждал с Советниками прямо там же, и посреди всего этого хаоса стояла я. Вокруг меня крутился калейдоскоп из быстро меняющихся картинок, и я уже перестала понимать, где небо, где земля, где Дом Властителя, – звуки то отдалялись, то приближались, от пыли свербело в носу.

Все резко закончилось, когда белобрысый Советник громогласно заявил на всю площадь:

– Пожалуйте в Дом!

Мы поплелись к ступеням, Ваня зло бормотал:

– Аська, ты дура! Нас теперь Совет на такие курорты сошлет! Ну наплевать на себя, обо мне бы подумала!

Я с тоской представила на запястьях железные браслеты, а в руках кирку, и сердце жалобно заныло. Нет, ну кто меня за язык тянул да морщиться заставлял? Помолчала, может быть, сошла бы за умную!

Нас провели в Дом. Я запомнила лишь длинный полутемный коридор с множеством дверей и огромную мраморную лестницу с красной дорожкой. Здесь пахло жасмином, аромат был настолько сильный, что у меня заболела голова, а к горлу подступила тошнота. Перед глазами все плыло, как после долгого мучительного сна.

Очнулась я уже в огромном пустом зале с высокими витражами и старинными фресками на стенах. Голоса эхом разносились по помещению, а резкий стук каблуков по начищенному мраморному полу отдавался в голове тупой болью.

Мы остановились в лучах заходящего солнца, и вокруг нас плавали крохотные серебристые точечки-пылинки. Фатиа расположился на высоком троне, рядом с ним стоял белобрысый. Он нагнулся к Властителю и с огромным вниманием вслушивался в его инструкции. Потом в его руках появился длинный свиток, как оказалось, некое письмо от Совета магов Словении, которое пришло в тот день, когда нас ждали. Его содержание Советник читал с особым удовольствием:

– «…За проявленную отвагу, самоотверженность и готовность к трудностям мага-теоретика Ивана Питримовича Петушкова наградить ступенью практикуса и прибавкой к жалованью в размере сорока золотых…»

– Не густо, – усмехнулась я.

Петушков, стоявший по стойке «смирно», одарил меня предупреждающим взглядом и с напряжением ждал продолжения манифеста, словно в нем уже было написано: «А за встречу с дорогим нашему сердцу Властителем отправить на каторгу в Бурые рудники».

– «…Гнома Пантелеймона Аушвидского, – продолжал белобрысый, – наградить к его жалованью эльфийским жеребцом и гражданством в государстве Московии….»

– Больно ему нужно ваше гражданство! – хмыкнула я.

Советник откашлялся и замолчал, потом посмотрел на меня извиняющимся взглядом и прочитал:

– «…Неопечатанной ведьме Асии Прохоровне Вехровой дождаться прибытия Совета до выяснения обстоятельств».

– Что? – изумилась я и громко зашептала Петушкову: – Они мне не заплатили обещанные семьсот пятьдесят золотых, так еще и ничем не наградили?

Ваня хмыкнул и заложил руки за спину.

– Где справедливость в этом мире?

Они даже не посчитали нужным меня наградить! Ладно, я согласна – не надо почестей, но отдайте, по крайней мере, причитающиеся мне деньги!

Внезапно меня охватил приступ запоздалого раскаяния. Боже, там, на площади, на меня напало помешательство! Батюшки, ну если умом не вышла, так не демонстрируй этого! – ругала я сама себя, сгорая от стыда и боясь оторвать взгляд от мозаики на мраморном полу этого холодного склепа.

Нас определили в симпатичный постоялый дворик. Располагался он в живописном месте на краю города, рядом с рекой и очень далеко от Дома Властителя.