– Меч, – толстяк тихо прихрюкнул, – в дереве, – сказал он на чистом словенском. – На берегу реки Дайны. Раз вас двоих прислал Али, то Фурбулентус, скорее всего, пойдет к вам.

Он окинул меня долгим и внимательным взглядом, словно знал про меня жутко неприличный секрет, а потом приказал стражам, чтобы нас проводили до священного места.

– Ваня, – зашептала я, когда мы вылезали из шалаша Его Святейшества, – как ты думаешь, они нас не скушают, если мы не сможем достать этот меч?

– Не знаю, – пробормотал мой спутник, глядя с тревогой на собравшихся дикарей.

Провожала нас вся голая деревня. Открывали сумасшедшую процессию люди с барабанами. Они выплясывали странный танец и изредка дико орали. Я каждый раз пугалась этого крика и хваталась за Ивана. Как ни странно, шли мы по тропинке, довольно широкой и хорошо утоптанной, видимо, рядом с маршрутом, проложенным нами с Петушковым в густом лесу. От уверенности, что скоро стану вполне вкусным и сытным завтраком, я едва не расплакалась. В конце концов в духоте южной ночи пахнуло речной свежестью, и наша процессия вышла на небольшую поляну с ветвистым старым дубом в центре. Несмотря на свет факелов, которые несли туземцы, видно было как в гробу. Ваня хлопнул в ладоши, и над землей засветился бледно-голубой шар и закружились тени. Туземцы от незнакомого колдовства едва в лес не бросились врассыпную. Тут-то я и обнаружила меч – огромную железяку с ярко-синим драгоценным камнем на рукояти. Он находился на высоте трех аршинов над землей, загнанный в дерево едва ли не полностью.

– И как я достану его? – изумилась я.

– Может, давай я его достану, – предложил Ваня, – да ты до него и не дотянешься.

В это время туземцы начали творить невообразимое. Они высоко прыгали, истошно били в свои барабаны и выкрикивали какое-то, похоже, срамное слово.

– Да, Вань, иди лучше ты, – согласилась я и перекрестила его на счастье. – Встретимся завтра утром в чане над огнем.

– Что? – удивился Петушков.

– Да ничего, – махнула я рукой, – ты все равно будешь самым невкусным гуляшом, который они попробуют.

Очевидно, моя пламенная речь тронула Ивана. Он воровато огляделся, уже замечая лишь копья и томагавки в руках дикарей, и подошел к дереву. Поплевал на руки, схватился за меч, потянул, и тот подался. У меня сразу отлегло: «Не съедят!»

Ваня восторжествовал, вытащил меч почти наполовину. Толпа бешено закричала: «Избранный!», но тут случилось странное: меч с необъяснимой легкостью вошел обратно сам собой по самую гарду, как будто не замечая усилий Ивана. Петушков отпрянул и бешено закричал:

– Аська, он живой!

Я подбежала к нему.

– Не подходи, – голосил Петушков, крестясь слева направо.

– Ну-ка, подсади, – скомандовала я. – Не собираюсь я быть чужим кушаньем, надорвусь, но меч вытащу!

Ваня приподнял меня за подмышки. Я ухватилась за рукоять потными пальцами, тянуть не пришлось: он сам подался в мои руки и начал выходить из дерева. Казалось, я достаю десертный нож из масла, а не огромный пудовый меч из дуба. Между тем Фурбулентус оказался в моих руках и на глазах уменьшился в размерах – под мой рост, вес и телосложение. У меня возникло ощущение, что он стал продолжением руки. Я присмотрелась к клинку, который выглядел блестящим и отражал мое лицо с горящими глазами – он оказался точной копией того, которым я билась с бандитами. Так, значит, все из-за него? Благодаря ему я чувствовала себя идеальным воином? Но как, каким образом меч, находящийся за сотни верст от меня, попал мне в руки?

– Чудо! – прокричал кто-то.

«Действительно, чудо! – ухмыльнулась я про себя, рассматривая Фурбулентус. – Особенно, что нас так и не съели!»

Глава 8

Данийя Солнечная – сладкое слово, перекатывающееся на языке, на вкус похожее на апельсиновое варенье, – такое же светлое и ароматное, с нежным деликатным запахом.

Фатия – самая большая провинция – находилась практически в центре Данийи. Ее Властители фактически управляли всем государством, негласно без их одобрения ни в одной из провинций не принималось важных решений.

Сначала я отнеслась к Фатии двояко: удивленно и настороженно, а потом влюбилась в нее без памяти, наконец-то почувствовав себя дома. Не было здесь шума переполненного, трещащего по швам Стольного града. Маленькая провинциальная страна с гостеприимными, улыбающимися жителями, кустарным производством и спокойным, как на мелководной реке, течением жизни. Если здесь и происходили великие потрясения, то обыватели этого, скорее всего, не замечали.

Город в центре Фатии, где располагалась резиденция Властителей, был тихим и бесподобно уютным. Небольшие, словно игрушечные, особнячки из белого камня с маленькими балкончиками, увитыми плющом и диким виноградом, черепичными крышами и аккуратными палисадниками с яркими цветами. Как мне рассказали, палисадники были особой гордостью фатийцев. Каждый год весной там проходил конкурс на самый красивый и изящный из них, а на дом победителя вешалась памятная табличка.

На изогнутых улочках прятались лавки-мастерские – гончарные, ткацкие. На окраине города расположилась огромная кузница, рядом с ней – казармы данийского конного отряда, подчиняющегося непосредственно Арвилю Фатиа.

И во всем царила какая-то непередаваемая атмосфера тепла. При встрече фатийцы кланялись друг другу в пояс, улыбались и делились последними новостями. И только вокруг Дома Властителя – большого здания со старинными витражами, широким балконом, огромным парадным входом и парком вокруг царил чопорный порядок. Только здесь высился забор из кованых железных прутьев и был охранник в маленькой будочке.