даже бражники благоговейно смолкли. В полулежачем

положении, как застал его сон, сэр Джон повел глазами, и

ворвавшиеся в комнату странные фигуры представились

его расстроенному воображению вдвойне причудливыми.

– Значит, все это так, – забормотал он про себя, – не

лжет писание! Вот они, черти, и я осужден навеки! Сна-

ружи нет никакого огня, но я чувствую его… чувствую в

своей груди… Он так горит, точно там, внутри, пылают

семь печей.

Пока он в смертном ужасе глядел вокруг, стараясь хоть

несколько прийти в себя, Ивиот подошел к принцу и, упав

перед ним на колени, взмолился, чтобы тот удалил из

комнаты своих людей.

– Этот шум, – сказал он, – может стоить моему хозяину

жизни.

– Не бойся, Чивиот, – ответил герцог Ротсей. – Будь он

даже на пороге смерти, вот это вырвет у чертей их добы-

чу… Поднесите тыкву, господа.

– Приложиться к бутыли для него смерть, – сказал

Ивиот. – Если он сейчас выпьет вина, он умрет.

– Так должен выпить за него кто-нибудь другой, его

заместитель, и больной исцелится. Да пожалует наш пре-

освященный владыка Бахус сэра Джона Рэморни утехою,

веселием сердечным, прочисткой легких и игрой вообра-

жения – своими приятнейшими дарами! А на верного

слугу, который за него осушит кубок, да перейдут тошнота

и рвота, расслабление нервов, муть в глазах и сумятица в

мыслях – все то, что наш великий властитель добавляет к

своим дарам, ибо иначе, прияв их, мы бы слишком упо-

добились небожителям… Что скажешь, Ивиот? Не будешь

ли ты тем верным слугой, который осушит чашу во благо

своего господина как его представитель? Выпей, и мы уй-

дем удовлетворенные, потому что, сдается мне, вид у на-

шего вассала плоховатый.

– Я бы сделал все, что в моих силах, – сказал Ивиот, –

лишь бы избавить моего господина от питья, которое мо-

жет его убить, а вашу светлость – от сознания, что вы ви-

новник его смерти. Но вот человек, который совершит этот

подвиг с великой охотой и вдобавок поблагодарит ваше

высочество.

– Кого мы видим пред собой? – сказал принц. – Мясник,

и, кажется, прямо с бойни! Разве мясники не отдыхают от

дел в канун великого поста? Ух, как разит от него кровью!

Это сказано было о Бонтроне. Ошеломленный шумом в

доме, где ожидал найти мрак и тишину, и одурев от вина,

поглощенного им в огромном количестве, он стоял в две-

рях, тупо глядя на странное зрелище, его куртка буйволо-

вой кожи была залита кровью, а в руке он держал окро-

вавленный топор, являя отталкивающий вид для бражни-

ков, ощутивших в его присутствии безотчетный страх и

омерзение.

Когда этому неуклюжему и свирепому дикарю под-

несли тыквенную бутыль и он жадно протянул к ней руку,

измазанную, казалось, в крови, принц закричал:

– Уведите его вниз – мерзавец не должен пить перед

нами! И найдите ему другой какой-нибудь сосуд, а не

священную тыкву, эмблему нашей гульбы. Лучше всего

подошло бы свиное корыто, если сыщется. Убрать его

отсюда и напоить как положено, во искупление трезвости

его хозяина… А меня оставьте с сэром Джоном и его па-

жом… Нет, по чести – он мне очень не понравился на вид,

тот мерзавец!

Спутники принца вышли из комнаты, остался один

Ивиот.

– Боюсь, – начал принц, подойдя к кровати, совсем в

другом тоне, чем говорил до сих пор, – боюсь, мой дорогой

сэр Джон, что мы явились не вовремя. Но вина на тебе

самом. Ты знаешь наш старый обычай и сам принимал

участие в подготовке к празднику, а между тем с Вален-

тинова дня не показывался нам на глаза – а сегодня заго-

венье перед великим постом! Твое дезертирство граничит с

прямым мятежом и означает измену Королю Веселья и

уставу ордена Тыквенной Бутыли.

Рэморни поднял голову и остановил на принце ту-

манный взгляд, потом кивнул Ивиоту, чтобы тот дал ему