обычно в эту ночь, – сказал один из ватаги затейников.

Но так как принц ничем не выразил одобрения, каждый,

кто к этому часу не мог похвалиться добродетель-

но-трезвым видом, постарался в меру сил напустить его на

себя, и в целом ватага запоздалых бражников походила

теперь на компанию приличных людей, которых случайно

захватили в пьяном виде, и вот они спешат замаскиро-

ваться, напуская на себя преувеличенную добропорядоч-

ность. Принц между тем, торопливо сменив одежду, про-

следовал к дверям за факелом, который нес перед ним

единственный трезвый человек из его свиты, но, не дойдя

до выхода, чуть не упал, споткнувшись о тушу спящего

Бонтрона.

– Что такое? Это гнусное животное опять у нас на пути?

– сказал он с отвращением и гневом. – Эй, кто тут есть!

Окуните мерзавца в колоду, из которой поят лошадей,

пусть он хоть раз в жизни дочиста омоется!

Покуда свита исполняла приказ, направившись для этой

цели к водоему во внешнем дворе, и покуда над Бонтроном

совершалась расправа, которой он не мог противиться

иначе, как издавая нечленораздельные стоны и хрипы,

подобно издыхающему кабану, принц шел своим путем в

отведенные ему палаты в так называемом Доме Констебля

– старинном дворце, которым издавна владели графы Эр-

рол. По дороге, чтобы отвлечься от не совсем приятных

мыслей, принц спросил своего спутника, как он умудрился

остаться трезвым, когда вся прочая компания так без-

образно перепилась.

– С соизволения вашей милости, – ответил Англичанин

Уот, – я вам сознаюсь, для меня это самое обычное дело –

оставаться трезвым, когда вашему высочеству угодно,

чтобы ваша свита была вдребезги пьяна, но я так сообра-

жаю, что все они, кроме меня, шотландцы, и, значит, на-

пиваться в их компании мне не след – потому как они и

трезвые меня едва терпят, а уж если мы все захмелеем, я,

чего доброго, выскажу им откровенно, что у меня на уме, и

мне тогда в отплату всадят в тело столько ножей, сколько

их найдется в порядочном обществе.

– Значит, ты поставил себе за правило держаться в

стороне, когда в моем доме идет кутеж?

– С вашего соизволения – да. Вот разве что угодно бу-

дет вашей светлости дать приказ всей свите остаться один

денек трезвой, чтобы дать Уилу Уоткинсу напиться, не

опасаясь за свою жизнь.

– Такой случай может еще выдаться. Ты где служишь,

Уоткинс?

– При конюшне, с вашего соизволения.

– Скажи дворецкому, чтобы он поставил тебя в ночную

стражу. Я доволен твоей службой: совсем не плохо иметь в

доме одного трезвого человека, пусть даже он не пьет

только из страха смерти. Держись поближе к нашей особе,

и ты убедишься, что трезвость – выгодная добродетель.

Между тем к печалям Джона Рэморни на ложе болезни

прибавилась новая тягота забот и страхов. В его голове,

затуманенной снотворным, совсем помутилось, как только

принц, при котором он усилием воли перебарывал дейст-

вие лекарства, наконец удалился. Во время беседы с гостем

больной привел свои мысли в ясность, но теперь они снова

пошли вразброд. У него оставалось смутное сознание, что

па его пути возникла большая опасность, что он сделал

наследного принца своим врагом и выдал ему сокровенную

тайну, поставив этим под удар себя самого. Неудивитель-

но, что при таком состоянии, душевном и телесном, ли-

шенный сна, он неизбежно поддался того рода бредовым

видениям, какие возбуждает опиум. Ему чудилось, что

стоит у его кровати тень королевы Аннабеллы* и требует с

него отчета за юношу, которого она отдала на его попече-

ние прямодушным, добродетельным, веселым и невинным.

«Ты же сделал его безрассудным, распущенным и по-

рочным, – говорила бескровная тень королевы. – Но я тебя

благодарю, Джон Рэморни, хотя ты выказал себя неблаго-

дарным, изменил своему слову и не оправдал моих надежд.

Твоя ненависть обезвредит то зло, которое принесла

юноше твоя дружба. Я с доброй надеждою жду, что теперь,

когда ты уже не советник его, жестокая земная кара купит