– В проделке замешан один из твоих приближенных, –

продолжал король, – слуга самого сатаны, и виновный

понесет должное наказание.

– Среди моих приближенных, насколько мне известно,

нет никого, кто способен был бы возбудить неудовольствие

вашего величества, – ответил принц.

– Не увиливай, мальчик… Где ты был в канун Вален-

тинова дня?

– Надо думать, служил доброму святому Валентину,

как положено каждому смертному, – отозвался беспечно

молодой человек.

– Не скажет ли нам мой царственный племянник, чем

был занят в эту святую ночь его конюший? – спросил

герцог Олбени.

– Говори, Давид… Я приказываю, – сказал король.

– Рэморни был занят на моей службе. Надеюсь, такой

ответ удовлетворит моего дядю.

– Но не меня! – гневно сказал отец. – Видит бог, я ни-

когда не жаждал крови, но Рэморни я пошлю на плаху, если

можно это сделать, не преступив закона. Он поощряет тебя

во всех твоих пороках, участвует во всех безрассудствах. Я

позабочусь положить этому конец… Позвать сюда

Мак-Луиса со стражей!

– Не губите невиновного, – вмешался принц, готовый

любою ценой уберечь своего любимца от опасности. – Даю

слово, что Рэморни был в ту ночь занят моим поручением и

потому не мог участвовать в этой сваре.

– Ты напрасно лжешь и выкручиваешься! – сказал ко-

роль и предъявил принцу кольцо. – Смотри: вот перстень

Рэморни, потерянный им в той постыдной драке! Перстень

этот попал в руки одного из людей Дугласа, и граф передал

его моему брату. Не проси за Рэморни, ибо он умрет, и

уходи прочь с моих глаз – да покайся, что следовал подлым

советам, из-за чего и стоишь теперь предо мной с ложью на

устах… Стыдись, Давид, стыдись! Как сын ты солгал

своему отцу, как рыцарь – главе своего ордена.

Принц стоял немой, сраженный судом своей совести.

Потом он дал волю достойным чувствам, которые таил в

глубине души, и бросился к ногам отца.

– Лживый рыцарь, – сказал он, – заслуживает лишения

рыцарского звания, неверный подданный – смерти, но по-

зволь сыну молить отца о прощении для слуги, который не

склонял его к провинности, а сам против воли своей был

вовлечен в нее по его приказу! Дай мне понести самому

всю кару за свое безрассудство, но пощади тех, что были

скорее моим орудием, чем соучастниками моих дел.

Вспомни, Рэморни пожелала приставить ко мне на службу

моя мать – благословенна будь ее память!

– Не поминай ее, Давид, заклинаю тебя! – сказал ко-

роль. – Счастье для нее, что не пришлось ей видеть, как

любимый сын стоит пред нею вдвойне обесчещенный –

преступлением и ложью.

– Я воистину недостоин поминать ее, – сказал принц, –

и все же, дорогой отец, во имя матери моей должен я мо-

лить, чтобы Рэморни не лишали жизни.

– Если мне разрешается дать совет, – вмешался герцог

Олбени, видя, что скоро наступит примирение между от-

цом и сыном, – я предложил бы убрать Рэморни из свиты

принца и удалить от его особы, подвергнув затем такому

наказанию, какого он, видимо, заслужил своим неразуми-

ем. Узнав, что он в немилости, народ успокоится, и мы без

труда уладим или же замнем это дело. Только пусть уж его

высочество не покрывает своего слугу.

– Ты согласен ради меня, Давид, – сказал король пре-

рывающимся голосом и со слезами на глазах, – уволить со

службы этого опасного человека? Ради меня, который вы-

рвал бы для тебя сердце свое из груди?

– Сделаю, отец, сделаю немедленно, – ответил принц, и,

схватив перо, он поспешно написал приказ об увольнении

Рэморни со службы и вручил бумагу Олбени. – Как бы я

хотел, мой царственный отец, с такой же легкостью ис-

полнять все твои желания! – добавил он, снова бросившись

к ногам короля, который поднял и с любовью заключил в

объятия своего ветреного сына.

Олбени нахмурился, но промолчал, и, только выждав