самых отважных и беспокойных воинов), тем вернее

можно будет рассчитывать, что на некоторое время Горная

Страна утихомирится.

– Ты предлагаешь кровавую политику, брат, – сказал

король. – Я опять скажу, что совесть моя не мирится с

убийственной бойней среди полудиких людей, которые

недалеко ушли от погруженных во мрак язычников.

– Но разве их жизни дороже, – возразил Олбени, – чем

жизни тех знатных рыцарей и дворян, которым с разре-

шения вашей милости так часто дозволяется сразиться на

арене – для того ли, чтобы рассудить, кто прав, кто виноват,

или просто для стяжания славы?

Под таким нажимом королю трудно было возражать

против обычая, глубоко укоренившегося в быту страны и

законах рыцарства, – обычая разрешать споры боем. Он

только сказал:

– Видит бог, если я когда и допускал кровопролитие, на

каком ты настаиваешь сейчас, то всякий раз содрогался при

этом душой, и каждый раз, когда я видел, как люди всту-

пают в бой «до первой крови», я испытывал желание,

чтобы моя собственная кровь пролилась ради их прими-

рения.

– Но, милостивый мой господин, – сказал приор, – если

мы не последуем той политике, какую подсказывает ми-

лорд Олбени, нам придется, по-видимому, прибегнуть к

политике Дугласа. И что же? Поставив наше дело в зави-

симость от сомнительного исхода боев и неизбежно по-

жертвовав жизнями многих добрых подданных, мы лишь

свершим мечами Нижней Шотландии то самое, что иначе

дикие горцы свершили бы над собою своею собственной

рукой. Что скажет милорд Дуглас о политике его светлости

герцога Олбени?

– Дуглас, – сказал высокомерный лорд, – никогда не

посоветует сделать хитростью то, чего можно достичь

прямою силой. Он остается при своем мнении и согласен

выступить в поход во главе своих собственных вассалов и

тех людей, каких могут выставить бароны Пертшира и

Карса, и либо он образумит этих горцев и приведет их к

покорности, либо ляжет костьми среди диких скал.

– Благородные слова, милорд Дуглас! – сказал Олбени.

– Король может с уверенностью положиться на твое бес-

страшное сердце и на отвагу твоих храбрых приспешников.

Но разве ты не видишь, что скоро придется тебя отозвать и

направить туда, где твое присутствие и служба решительно

необходимы Шотландии и ее государю? Разве ты не за-

метил, каким мрачным тоном безрассудный Марч объявил,

что его приверженность и верность нашему суверену, здесь

присутствующему, ограничена лишь тем временем, пока

он остается вассалом короля Роберта? И разве вы сами не

высказали подозрения, что он замыслил перекинуться на

службу Англии?.. С горными кланами могут вести бои и

другие вожди, менее могущественные, менее прослав-

ленные, но если Данбар откроет нашу границу мятежным

Перси* и их сообщникам англичанам, кто их отгонит, пока

Дуглас будет в другом месте?

– Мой меч, – ответил Дуглас, – равно готов нести

службу его величеству как на границе, так и в сердце

Горной Страны. Мне и раньше доводилось видеть спины

гордого Перси и Джорджа Данбара, могу увидеть еще раз.

И если королю угодно, чтобы я принял меры против воз-

можного объединения иноземцев с изменником, – что ж,

чем доверять не столь сильной и значительной руке важ-

ную задачу усмирения горцев, я склонен скорее выска-

заться е пользу политики Олбени: пусть и впрямь эти ди-

кари изрубят друг друга, избавив баронов и рыцарей от

труда гоняться за ними в горах.

– Милорд Дуглас, – сказал принц, решив, как видно, не

упускать ни единого случая позлить своего высокомерного

тестя, – не желает оставить нам, уроженцам Низины, даже

те жалкие крохи чести, какие могли бы мы собрать за счет

мужичья из горных кланов, покуда он со своими погра-

ничными рыцарями будет пожинать лавры победы над

англичанами. Но если Дуглас видел чьи-то спины, видывал

их и Перси, и мне случалось слышать о таких великих чу-

десах: пошел человек за шерстью, а домой пришел остри-