и камней. Но не говорить нельзя… Кэтрин, ведь есть у тебя

еще один искатель, и принадлежит он к самому знатному из

знатных родов Шотландии?

– Знаю, отец, – ответила спокойно Кэтрин. – Я хотела

бы, чтоб этого не было.

– Хотел бы и я, – сказал священник, – если бы я видел в

дочери моей лишь дитя неразумия, каким в ее годы бывают

большей частью молодые женщины, особенно когда они

наделены пагубным даром красоты. Но если твои чары,

говоря языком суетного света, покорили сердце столь вы-

сокородного поклонника, я не сомневаюсь, что твоя доб-

родетель и твой ум позволят тебе подчинить и разум

принца своему влиянию, которое ты приобрела благодаря

своей красоте.

– Отец, – возразила Кэтрин, – принц – беспутный по-

веса, и его внимание может принести мне лишь бесчестие и

гибель. Вы только что как будто высказали опасение, что я

поступала неразумно, допустив простой обмен любезно-

стями с человеком одного со мною состояния, как же вы

можете говорить так терпимо об отношениях того рода,

какие посмел навязывать мне наследный принц Шотлан-

дии? Знайте же, два дня назад, поздно ночью, он с бандой

своих разнузданных приспешников чуть не уволок меня

силой из родительского дома! А спас меня этот самый со-

рвиголова Генри Смит, который если и кидается неосмот-

рительно по всякому поводу в драку, зато всегда готов с

опасностью для жизни вступиться за невинную девушку

или оказать сопротивление угнетателю. В этом я должна

отдать ему справедливость

– Об этом я не мог не знать, – сказал монах, – так как

сам его призвал поспешить тебе на помощь. Проходя мимо

вашего дома, я увидел эту банду и кинулся за городской

стражей, когда заметил человека, медленно шедшего мне

навстречу. Подумав, что это, верно, один из участников

засады, я притаился в портике часовни святого Иоанна, но,

узнав, когда он подошел поближе, Генри Смита, я сооб-

разил, куда он направляется, и шепнул свое предостере-

жение, чем и понудил его ускорить шаг.

– Я вам премного обязана, отец, – сказала Кэтрин. – Но

и этот случай и те слова, какими улещал меня герцог Рот-

сей, только показывают, что принц – распутный юноша,

который ни перед чем не останавливается, лишь бы ему

потешить свою праздную прихоть, и готов добиваться

своего любой ценой. Его посланец Рэморни даже имел

наглость объявить, что мой отец жестоко поплатится, если

я не пожелаю стать беспутной любовницей женатого

принца и предпочту выйти замуж за честного горожанина.

Вот почему я не вижу другого выхода, как постричься в

монахини: иначе я погублю и себя и своего несчастного

отца. Не будь другой причины, уже один лишь страх перед

этими угрозами со стороны негодяя, который вполне спо-

собен их исполнить, конечно помешал бы мне выйти замуж

за какого-нибудь достойного человека… как не могла бы я

отворить дверь его дома, чтобы впустить убийц! Ах, доб-

рый отец, какой мне выпал жребий! Неужели мне суждено

принести гибель своему отцу, который так меня любит, да

и всякому, с кем я могла бы связать свою злосчастную

судьбу!

– Не падай духом, дочь моя, – сказал монах. – Есть для

тебя утешение даже в этой крайности, хоть ты и видишь в

ней одно лишь бедствие. Рэморни – негодяй и внушает все

злое своему покровителю. А принц, к несчастью, легко-

мысленный юноша и ведет рассеянную жизнь, но если я,

при седых своих волосах, не впадаю в странный обман, в

его характере наметился перелом. Да, в нем пробудилось

отвращение к низости Рэморни, и он в глубине души со-

жалеет сейчас, что следовал его дурным советам. Мне ве-

рится… нет, я убежден, что его любовь к тебе стала чище и

благородней и что мои поучения – а он слушал несколько

раз мои речи об испорченности духовенства и нравов на-

шего века – запали ему в душу. Если их подкрепишь еще и

ты, они дадут, быть может, такие всходы, что мир будет