Естьли сей неусыпной и зловредной лицемръ, сей Ловеласъ, могъ простирать свою хитрость… Но еще матушка меня кличетъ, такъ, матушка; такъ; но пожалуйте, хотя на единую минуту оставте, если вамъ не противно. Вы конечно подозрваете. Вы ни за что инное станете меня ругать, какъ за то, что васъ принудила себя дожидать. О! я уврена что бранить меня будете: сему то вы весьма хорошо научились отъ Антонина Гарлова… Боже мой! какая нетерпливость!… не отмнно должно, любезная, моя, лишиться удовольствія съ тобою разговаривать.

Прекрасный разговоръ имла я съ моею матерью! Весьма было досадно, я тебя увряю, когда я получила повелительное приказаніе сойти внизъ. Но ты получишь письмо наполненное толико же досадными перерырками, ты его получишь, то есть, когда сыщу я случай переслать теб оное. Теперь же какъ ты означила мн свою надпись, то Г. Гикманъ неотмнно мн сыщетъ посланцовъ. Впрочемъ если къ нещастію его сіе узнаютъ; то конечно съ нимъ поступятъ по Гарловски, такъ какъ и съ весьма терпливою его любовницею.

Въ Четвертокъ 13 Апрля.

Я вдругъ достигла до двухъ благополучій, во первыхъ, получила въ сію минуту продолженія твоего повствованія, а во вторыхъ нахожу себя мене примчаемою неусыпною моею матерью.

Дражайшая пріятельница, сколь живо представляю я себ твое смущеніе особа столь нжная! и человкъ такого свойства какъ Ловеласъ!

Сей человкъ сущій дуракъ, любезная моя, со всею его гордостію, со всми его угожденіями и притворнымъ послушаніемъ къ твоимъ повелніямъ. Впрочемъ, разумъ его плодовитой въ изображеніяхъ, заставляетъ меня его опасаться. Иногда я бы съ великою охотою теб совтовала удалиться къ Милади Лаврансъ; но теперь я не знаю, какой теб подать совтъ. Я бы покусилась подать теб свое мнніе, еслибъ главное твое намреніе не состояло въ примиреніи съ своими родственниками. Однако они непоколебимы, и я никакой надежды съ ихъ стороны для тебя не усматриваю. Посщеніе моего дяди къ моей матери долженствуетъ тебя въ томъ уврить. Если сестра твоя и напишетъ къ теб отвтъ; то осмливаюсь сказать, что она подастъ теб о томъ печальнйшія подтвержденія.

Какая необходимость принудила тебя у меня спрашивать почту ли я по твоему повствованію твой поступокъ мене виновнымъ? Я уже теб сказала о томъ свое мнніе; и повторяю, что вс претерпнныя тобою скорби и отличныя гоненія, изключаютъ тебя изъ хулы, и при томъ изключаютъ тебя по крайней мр боле, нежели всякую другую молодую особу учинившую равной поступокъ.

Но разсуди, дражайшая пріятельница, что конечно было бы безчеловчно обвинять тебя во ономъ. Сей поступокъ учиненъ по принужденію. Будучи угнтаема со одной стороны, и можешъ быть обманута съ другой… Еслибъ меня уврили, что есть во вселенной особа, которая бы, въ подобныхъ твоимъ обстоятельствахъ, сопротивлялась столь долгое время, съ одной стороны противъ насилія, а съ другой противъ обольщенія; то я во всемъ бы прочемъ ее простила.

Ты справедливо думаешь, что вс т, которые тебя знаютъ, говорятъ токмо о теб. Нкоторые изъ оныхъ по истинн ставятъ себ въ примръ удивительныя отличности твоего свойства, но никто не извиняетъ, и не можетъ извинить твоего отца и твоихъ дядьевъ: кажется весь свтъ знаетъ о побудительныхъ причинахъ твоего брата и сестры. Не сомнваются также, чтобъ цль ихъ жестокостей не принудила тебя предпринять какое ни есть чрезвычайное намреніе, хотя мало исполненія онаго надялись. Они знали, что еслибъ ты вошла въ милость; то по превосходству своему еще боле бы получила довренности, и что любви достойныя твои качества и чрезвычайныя дарованія восторжествовали бы надъ всми ихъ хитростями. Теперь же я знаю, что они весьма довольны своею злостію.

Твой отецъ въ великой ярости, и говоритъ токмо о насильственныхъ средствахъ. Теперь дйствительно надлежитъ ему обратить свою ярость противъ самаго себя. Вся твоя фамилія обвиняетъ тебя въ томъ, что поступила съ нею съ чрезвычайною хитростію, и полагаетъ, что ты теперь единственно хвалишься своимъ успхомъ.

Они разглашаютъ вс, что понужденіе, которое въ среду теб готовили, опредлено быть послднимъ.

Твоя матушка признается, что они весьмабъ были уврены въ твоей покорности, естьлибъ ты то не учинила, но она думаетъ что еслибъ ты пребыла непоколебимою; то оставили бы весь свой планъ и принялибъ то предложеніе, которое ты учинила отрекаяся отъ Ловеласа. Пусть тому вритъ кто хочетъ: они признаются что священнику тамъ же быть надлежало, что Г. Сольмсъ находился бы въ двухъ шагахъ и всегда бы былъ готовъ оказать теб свои услуги, и что твой отецъ началъ бы дло опытомъ своей власти, заставя тебя подписать статьи: толико романическія изобртенія, кажется, произходятъ отъ несмысленнаго твоего брата. Весьма очевидно, что еслибъ они захотли, онъ и Белла, постараться о твоемъ примиреніи; то сіе бы было совсмъ другимъ средствомъ нежели то, въ чемъ они столь долгое время упражнялись.

Что касается до первыхъ ихъ движеній, когда они получили извстіе о твоемъ побг; то ты гораздо лучше можешь оныя себ представить, нежели какъ я могу ихъ описать. Кажется, что твоя тетка Гервей первая пришла въ бесдку, дабы тебя увдомить, что теб не дозволено боле входить въ твой покой. Бетти немдленно за нею послдовала; и не нашедъ тебя въ оной, пошли къ каскаду, куда, какъ ты дала ей знать имла намреніе идти. Обратясь къ садовымъ дверямъ, он увидли служителя, [его не называютъ по имени, хотя весьма вроятно, что то былъ Осипъ Леманъ,] которой бжалъ въ замокъ, будучи вооруженъ большимъ коломъ, и какъ будто запыхавшись. Онъ имъ сказалъ, что онъ весьма далеко гнался за Г. Ловеласомъ, и что видлъ тебя съ нимъ ухавшую.

Если сей служитель былъ не инной кто, какъ Леманъ, и если онъ отправлялъ сугубую должность, дабы обмануть ихъ и тебя; то что же надлежитъ подумать о томъ презрнія достойномъ человк, съ которымъ ты находишься! Бги, дражайшая моя, если совершенно будешь уврена въ семъ подозрніи, поспшай бжать, нтъ нужды куда, и съ кмъ, или если теб не возможно бжать, то выходи за мужъ.

Ясно видно, что когда твоя тетка и вс друзья освдомились о семъ нечаянномъ приключеніи; то ты уже весьма отъ нихъ далеко находилась. Однако они собравшись вс вмст, побжали къ садовымъ дверямъ; и нкоторые изъ нихъ не останавливаясь, даже до самыхъ слдовъ кареты поспшали. Въ самое то время они приказали себ разсказать о всхъ обстоятельствахъ твоего отъзда. Тогда поднялось общее роптаніе, сопровождаемое безпрестанными укоризнами, и всми тми изреченіями, которыя токмо могли произойти отъ досады и ярости, слдуя своимъ нравамъ и внутреннимъ чувствованіямъ. Наконецъ они возвратились къ замокъ столь же глупы, какъ и тогда, когда вышли изъ онаго.