Изъ Сентъ-Албана, во Вторникъ 11 Апрля.

Дражайшая моя сестрица!

Я не могу не признаться, чтобъ мой побгъ не показался нескромнымъ и противнымъ должности моей дйствіемъ. Онъ бы и мн казался самымъ неизвинительнымъ, еслибъ поступали со мною съ меншею жестокостію, и еслибъ я не имла вроятнйшихъ причинъ почитать себя жертвою такого человка, о коемъ единая мысль приводитъ меня въ отчаяніе. Но что сдлано, того уже не воротить. Можетъ быть желала бы я, чтобъ прежд боле имла довренности къ моему родителю и моимъ дядьямъ, однако не иначе, какъ по безпредльному моему къ нимъ уваженію. Равно съ великимъ удовольствіемъ возвратилась бы я назадъ, еслибъ мн было позволено удалиться въ мой звринецъ и я подверглась бы всмъ тмъ договорамъ, которые уже и прежд предложила.

Въ толь ршительномъ случа, да внушитъ въ тебя Боже нжнйшее чувствованіе сестры и друга. Слава моя, которая, не смотря на учиненной мною поступокъ, всегда для меня будетъ драгоцнне моей жизни, подвержена жестокимъ искушеніямъ. Не большое мягкосердечіе можетъ еще возобновить оную и почитать домашнія наши нещастія за маловременное несогласіе. Впрочемъ я не вижу для себя ничего иннаго кром незагладимаго поношенія, которое усовершитъ вс жестокости мною претерпнныя.

И такъ, относительно къ самой теб и моему брату, ввергнувшихъ меня въ такое бдствіе относительно ко всей фамиліи, не увеличивайте моего проступка, и воспоминая прошедшее не думайте, чтобъ мой отъздъ заслуживалъ такое названіе; и не повергайте въ величайшее злощастіе, такой сестры, которая никогда не престанетъ пребывать къ вамъ съ преданностію и любовію и проч.

Кл. Гарловъ.

П. П. Мн чрезвычайную оказали бы милость, еслибъ въ скоромъ времени прислали мои платья, и пятьдесять гвиней, находящихся въ ящик, отъ коего ключь я вамъ посылаю. Я также васъ прошу мн прислать нравоучительныя мои книги, и другіе разнаго содержанія стоящія на другой полк небольшой моей библіотеки, а къ нимъ присовокупить драгоцнные мои каменья, если заблаго разсудится оказать мн сію милость. Надпись сдлать на мое имя, къ Г. Осгоду, въ Сохо, что въ Лондон.

Господинъ Ловеласъ, для продолженія своего повствованія, начиная со послдняго своего письма, разказываетъ своему другу все то, что ни произошло между имъ и Клариссою во время путешествія и въ постоялыхъ дворахъ, до прибытія ихъ къ Госпож Сорлингсъ. Но поелику сія подробность въ себ не содержитъ боле того, что уже было сказано въ письм двицы Клариссы; то Англинской издатель изключилъ таковое повтореніе, а вмстилъ токмо то, что могло служить къ вящему размотренію свойствъ сихъ двухъ особъ.

И такъ, пріхавши въ понедльникъ въ вечеру въ постоялой дворъ Сентъ Албанъ, Г. Ловеласъ изображаетъ т обстоятельства въ слдующихъ словахъ:

Множество людей собралося вокругъ насъ, и казалось изъявляли, но ихъ лицамъ и неподвижнымъ своимъ взглядамъ, удивленіе, въ которое были приведены видя молодую особу, столь прелестнаго вида и величественной осанки, пріхавшую безъ женщинъ, а только со мною; также видя что отъ лошадей шелъ паръ и лаки вс перепотли. Я примтилъ ихъ любопытство и замшательство моей Богини, она оглянувшись вокругъ себя, съ знаками исполненными пріятнымъ смущеніемъ и съ суровостію и оставя мою руку, спшила войти въ постоялой дворъ.

Овидій не лучше зналъ твоего друга искуство превращеній. Тамъ превратилъ я ее передъ хозяйкою въ свою сестрицу столько печальную сколько и любви достойную; что я увесъ ее обманомъ противъ ея склонности изъ дому однаго родственника, у котораго она прожила всю зиму, дабы воспрепятствовать ей выдти замужъ за одного поношенія достойнаго своевольца [я стараюсь всегда говорить похожее на истинну] что ея отецъ, мать, старшая сестра, вс любезные ея дядья, ея тетки и двоюродныя сестры смертельно его ненавидли. Сія басня изъясняла вдругъ печаль моей любезной, и ея досаду противъ меня, если она еще продолжалась; платье ея нимало не приличествовало къ дорог, и сверьхъ того симъ подаль ей справедливую безопасность о честныхъ моихъ намреніяхъ.

Въ разсужденіи спора, которой онъ имлъ съ нею, особливо по случаю укоризны, которую она учинила ему за то, что отвратилъ ее отъ священнаго ея долгу и совсти, объясняется онъ слдующимъ образомъ.

Она присовокупила къ тому много еще гораздо поразительнйшихъ словъ. Я слушалъ ее со вниманіемъ. Но когда пришла и моя очередь говорить; то я жаловался ей, опровергнулъ ея мннія и усиливался ей отвтствовать; и примтя что она не была довольна покорностію, я заговорилъ громч, и изъявилъ въ моихъ глазахъ нкой видъ гнва, въ той надежд, дабы боле получить выгоды отъ сего пріятнаго обмана, которой столько производитъ прелестей въ семъ пол [хотя онъ бываетъ обыкновенно притворенъ,] и которой можетъ быть послужилъ мн боле нежели все протчее къ восторжествованію надъ сею надмнною красавицею.

Однако она ни мало того не устрашилась. Я видлъ, что она уже приходила въ гнвъ, какъ будто мой отвтъ служилъ къ ея раздраженію. Но когда мущина находится въ такихъ обстоятельствахъ съ женщиною; то какой бы гнвъ она въ себ ни скрывала, онъ имлъ бы мало искуства, еслибъ не сыскалъ способа его остановить. Если она приведена въ гнвъ какимъ ни есть смлымъ изрченіемъ; то онъ поравняется съ нею двумя или тремя другими смлостями, которыя долженъ произнесть съ равномрною твердостію, не думая ихъ потомъ усладить благосклонными истолкованіями.