Шрифт:
– Лариса Петровна!... Ну как же, Лариса Петровна?!...
Пашка - разнузданный хлыщ. Войти не успел, уже Ларису за все места щипнул и похлопал. Лариса хотела от него отстраниться, схватила за руку - и тогда Пашка рукопожатие разыгрывать начал.
Желток подхихикивал. Его узкие глазки с мороза слезились, и он их утирал, будто плакал.
– Такие друзья, и в такую минуту...
– молол Пашка. Если бы Лариса взбрыкнула, сказала б: валите отсюда!
– то Лешка бы сразу вмешался. А она тушевалась, не знала себя как вести - и он отвернулся к окну, как будто бы всех их не видит. Но они, в отличие от Лешки, его очень быстро заметили.
– А это тут кто?
– вдруг перестал бормотать Пашка.
– Макин, что ты тут делаешь?
– подошел к столу Женька.
– Ослеп что ль? Витрину малюю!
– Лариса Петровна...
– впрочем, голос у Пашки стал неигривый.
– Так вот почему нас пускать не хотели? Невовремя, значит? А в последний разок были, вроде бы, кстати?...
Но Лариса продолжала молчать. Нет, не даром, выходит, трепались и на Пашку пальцем показывали. Как домой ведь к себе заявился. И еще недовольного корчит.
– А подарки, подарки!...
– не унимался Пашка.
– Нет, приятель Желток, не в столицах живем, и не с нашим свиным, братец, рылом!...
Это становилось невыносимо. Лешка вытащил из-за уха сигарету, сломал пополам, еще раз... Пашку он всегда ненавидел. Как Желтка и всю его свору. Но сейчас Пашка последнюю точку ставил. К рубежу подводил, за которым уж все!
На самом деле, еще месяц назад Лешка думал, что рубеж уже пройден. Когда его в городе в самоволке накрыли. День был поганый. Оттепель. Снег. В такую погоду только бегом, в магазин и обратно. И надо было на батин "козел" посреди улицы налететь. Лешка - во двор, и тут просчитался. Если б в подъезд и на верхний этаж, может, в квартиру кто пустит? Или, если люк не закрыт, на чердак и на крышу. Но посреди двора малышня на коньках ковырялась, и Лешка подумал - пацанов-то давить не поедет. А Пашка поехал. Прямо по льду. Пацаны кто куда расшарахались. А Лешка упал...
– А в газетах вон пишут, москали лучше бегают!
– сквозь зубы процедил Пашка. И это вот "москали" похлеще ножа полоснуло. Лешка в эту минуту, может впервые, Борьку Теплицкого понял. Когда всякая мразь "жидом" тебя тычет!...
– А мы твоего дружка, Кенжибая, на губу отвезли, - не придумал ничего лучшего как похвалиться Женька.
– Минут двадцать назад. Прямо оттуда... Артачился, падла. Больным прикидывался. Но ничего. Там подлечат.
– Он и вправду больной, - не переставая рисовать, сказал Лешка.
– А я, что же, спорю?
На этот раз Лешка оставил кисти. Желток стоял рядом - ногой достать можно. Но Лариска? Все ее банки и склянки... Лешка порылся в кармане, достал сигарету.
– Говно ты. Желток, - вместе с дымом выдохнул Лешка.
– И ты, Пашка, говно. И этот ваш третий холуй, что на улице топчется.
– А если рожу намылим?!
– набычился Пашка.
– В штаны три раза наложите, - снова глотнул дыму Лека.
– Если бы в темном углу... А тут, при свидетелях, в самовольной отлучке. Завтра же с холуйских должностей послетаете.
– А ну-ка!
– двинулся было Пашка, но Женька его придержал.
– Не надо, Пашок! Не связывайся!
– Так-то, подонки, - бросил окурок Лешка.
– Может, пошли?
– продолжал мельтишить Женька.
– А водку ты взял?
– В другой магазин заедем...
– Я в этом хочу!
Пашка вырвал рукав из женькиных пальцев и пошел за прилавок.
– Деньги - потом!
– сказал он Ларисе.
И Лариса вдруг ожила - до этого как изваяние стояла, - оправила халатик на бедрах и тоже к прилавку шагнула... Но не так, не так! Лучше бы вовсе не двигалась!
– А с тобою еще потолкуем!
– из дверей сказал Пашка.
– И что видел нас здесь - только рот свой откроешь!
Заработал мотор и машина уехала.
Лешка вывел здоровенные цифры: "59" - а от точек, что натыкал по небу, протянул разноцветные полосы - салют обещанный.
– А ну ее!
– бросил кисточку в банку.
– Готово! Расплачивайся! Лариса все еще стояла за прилавком, где ее Пашка оставил.
– Только водку я не хочу. "Шампанское" и сухого бутылку.
Она сняла с полки "Рислинг", а за "Шампанским" сходила в подсобку.
– Это не для всех, - улыбнулась Лариса... Но улыбки не вышло, только губы чуть-чуть надломились.
Лешка сунул бутылки за пазуху и шагнул к двери...
– Постой!
– позвала Лариса.
– Чего еще?!
И тут ее губы капризно надулись, словно воздух сдержать хотели. Но не сдержали:
– Не уходи. Побудь немного...
– Еще зачем? Без меня хватает!
– Хватает, - снова стиснула губы Лариса. И лицо ее сделалось жестким, даже угловатость какая-то появилась. Но изнутри распирало, и голос все же протиснулся. Острый, как спица.
– Тоже мне, душевед выискался!
– кольнула она этим голосом.
– Да я тебе все наврала. Не учиться я в Киев ездила. Это мой лейтенантик заставил. Тоже, вот, в идеалы верит. А я его в грош не ценила. Ни до и ни после. Просто замуж хотела. Как нормальная баба. А чего не нашла - потом наверстала. Дурой совсем надо быть, чтоб смотреть, как годы уходят. И пока взглянуть есть на что - ничего, без тайны обходимся.