Возле кожаного дивана, над которым развешаны картины, стоит другой столик, полированный, на тонких ножках, за которым мы прошлый раз пили кофе. Сейчас на нем стоит ваза с апельсинами и яблоками, две тарелочки и фруктовые ножи.

– От этой мерзкой погоды есть только одно средство, - говорит Виктор Арсентьевич.

Он приносит бутылку коньяка и две рюмки и, в ответ на мой протестующий жест, добавляет:

– Знаю, знаю. Вы на работе. И потому спаивать вас не собираюсь. Но даже комиссар Мегрэ в мерзкую погоду не отказывался от рюмочки.

– Вы меня сразили этим классическим примером, - сдаюсь я.

Мы чокаемся и делаем по глотку. После чего не спеша закуриваем. Между прочим, коньяк в такую погоду действительно очень к месту. Я сильно продрог, и сейчас приятное тепло разливается по телу. Что ж, пора приступать к серьезному разговору, "разминка" кончилась. И я приступаю.

– Вы обещали мне вспомнить все о Гвимаре Ивановиче, - напоминаю я. Удалось вам что-нибудь вспомнить?

– Кое-что, хотя и не очень значительное, - пожимает плечами Виктор Арсентьевич.
– Потому и не звонил вам. Пустяки, в общем-то.

– Что же все-таки?

– Ну, во-первых, вспомнил, как мы познакомились. Он зашел ко мне на работу. Сказал, что он тут на фабрике у нас в командировке. По линии своего Министерства текстильного машиностроения. Разговорились, помню. Так, обо всем. Человек он был общительный необычайно. Он, я вам, кажется, уже говорил, живописью интересовался. Я тоже. Слово за слово, напали на эту тему. Узнал, что у меня картины, загорелся. Симпатичный такой человек оказался. Вот с тех пор и виделись, когда он в Москву приезжал. Он меня и с художником Кончевским познакомил и с сестрицей его.

Итак, один из главных сомнительных пунктов прошлой беседы вроде бы получил объяснение. Ну что ж, тем лучше.

– А можно ли предположить, что он навел воров на вашу квартиру? спрашиваю я.
– Прошлый раз вы, кажется, об этом подумали.

– Ну да!
– как-то странно, не к месту вроде бы обрадовавшись, кивает Виктор Арсентьевич.
– Я, представьте, и сейчас об этом думаю.

Мне непонятна его реакция, и я невольно настораживаюсь. Начинает даже казаться, что Виктор Арсентьевич не до конца объяснил тот сомнительный пункт. Все-таки тут кое-что требует уточнения.

– А к кому именно и по какому поводу приезжал к вам на фабрику в командировку Гвимар Иванович, не помните?
– спрашиваю я.

– Уже не помню, - небрежно машет рукой Виктор Арсентьевич.
– Кажется, по вопросам новой техники, к главному инженеру. Но боюсь соврать, давно все-таки было. После он, кажется, приезжал уже по каким-то другим делам и не к нам. Ну, и непременно звонил мне. Заходил. Приятнейший собеседник был, доложу вам. Живопись любил. Не хочется даже плохо думать, - он горестно вздыхает.
– Все-таки ужасная история с ним приключилась. Где же на него напали?

– У вас во дворе и напали.

– О господи! Я думал, просто слухи какие-то дурацкие. Прямо во дворе?

– Именно.

– И никого не нашли?

– Пока нет. А тут еще у вас кража.

– Да. Кошмар какой-то.

Я вижу, что Виктор Арсентьевич не на шутку взволнован. Еще бы не волноваться, когда вокруг тебя происходят такие события.

– А тогда, раньше, у вас не возникало никаких подозрений на его счет?

– Подозрений?..

Виктор Арсентьевич несколько нервно потягивает коньяк из своей рюмки и задумчиво трет подбородок, стараясь успокоиться.

Он, кажется, сейчас заново припоминает свои встречи с Гвимаром Ивановичем и напряженно что-то прикидывает в уме, время от времени испытующе поглядывая на меня, потом неуверенно говорит:

– Подозрений, пожалуй, не было... Но... так, знаете... Кое-что странным казалось. Ну, например. Он почему-то ничего не рассказывал мне о своей работе. Словно и вовсе не работал. О семье тоже... Ах да! Последний раз вдруг сообщил, что женится. Даже пригласил нас с женой на свадьбу. Это было весьма неожиданно.

– А кто невеста, сказал?

– Нет, ничего не сказал. Даже когда именно свадьба будет, где. Тоже странно, я вам скажу. Хотя в тот момент я как-то не обратил на это внимания.

– Где же он в Москве останавливался?

– На квартире у приятеля, художника Кончевского. Я там разок был у него.

Виктор Арсентьевич улыбается, словно это воспоминание связано с чем-то приятным для него. Впрочем, ведь он там познакомился с симпатичной соседкой Лелей, хотя продолжения это знакомство, кажется, не имело. А может, он доволен, что прояснил мне еще один неясный пункт в нашей прошлой беседе? Точнее, исправил свою оплошность. Вторую, кстати говоря. И теперь, пожалуй, у меня не осталось к нему претензий.