— Сейчасъ, сэръ?

— Сейчасъ.

Самуэль повернулся къ дверямъ.

— Погодите, Саммъ, — сказалъ м-ръ Пикквикъ, вынимая кошелекъ изъ кармана. — Надобно свести денежные счеты. За квартиру я ничего не долженъ, но вы все-таки заплатите за всю треть, до Рождества, то есть. Срокъ моего контракта кончается черезъ мсяцъ: вы можете отдать эту бумагу м-съ Бардль, возьмите съ нея квитанцію и скажите, что мою квартиру она можетъ отдать внаймы когда ей угодно.

— Слушаю, сэръ. Еще чего не прикажете ли?

— Ничего больше.

М-ръ Уэллеръ медленно пошель къ дверямъ, какъ будто выжидая дальнйшихъ приказаній, отворили одну половину двери и медленно переступилъ за порогъ, какъ вдругъ м-ръ Пикквикъ остановилъ его опять:

— Самуэль.

— Чего изволите? — сказалъ м-ръ Уэллеръ, быстро поворачиваясь назадъ и затворяя за собою дверь.

— Я не сдлаю никакихъ возраженій, если вы захотите развдать изъ-подъ руки характеръ чувствованій м-съ Бардль и ея отношенія ко мн. Узнайте, если хотите, до какой степени пущено въ ходъ это нелпое и кляузное дло. Повторяю, вы можете входить во всякія соображенія и разспросы, если пожелаете, — заключилъ м-ръ Пикквикъ.

Самуэль многозначительно кивнулъ головою и вышелъ изъ дверей. М-ръ Пикквикъ снова положилъ ноги на экранъ, покрылъ глаза шелковымъ платкомъ и погрузился въ сладкую дремоту. М-ръ Уэллеръ, не теряя ни минуты, отправился исполнять порученія своего господина.

Было уже около девяти часовъ, когда онъ достигъ Гозуэльской улицы. Дв свчи ярко горли въ передней маленькой гостиной, и дв женскихъ шляпки волновались изъ за оконныхъ шторъ. У м-съ Бардль были гости.

М-ръ Уэллеръ постучался въ дверь и. принялся насвистывать національную псню въ ожиданіи отвта. Минутъ черезъ пять въ коридор на мягкомъ ковр послышались шаги, и вслдъ затмъ, собственной особой, явился маленькій сынокъ вдовицы Бардль.

— Здравствуй пузырь, — сказалъ Самуэль, — что твоя мать?

— Здорова, — отвчалъ юный Бардль. — Здоровъ и я.

— Теб же лучше, — проговорилъ м-ръ Уэллеръ. — Скажи своей маменьк, что мн надобно потолковать съ ней кой о чемъ.

Юный Бардль поставилъ свчу на нижней ступени лстницы и отправился въ гостиную съ докладомъ.

Дв шляпки, волновавшіяся изъ-за оконныхъ шторъ, принадлежали двумъ искреннимъ пріятельницамъ м-съ Бардль: он пришли къ своей кумушк накушаться чайку и полакомиться горячими котлетками изъ поросячьихъ ногъ, которыя, вмст съ горячими пирожками, приправленными капустой и сыромъ, составляли обыкновенный ужинъ м-съ Бардль. Поросячьи ножки весело жарились и кипли въ голландской печк на чугунной плит; еще веселе м-съ Бардль и кумушки ея разговаривали за круглымъ столомъ, вникая въ характеръ и нравственныя качества всхъ своихъ знакомыхъ и друзей, какъ вдругъ юный Бардль, вбгая съ разгорвшимися щеками, возвстилъ о прибытіи м-ра Уэллера.

— Слуга м-ра Пикквика! — воскликнула м-съ Бардль, поблднвъ, какъ полотно.

— Боже мой! — воскликнула м-съ Клоппинсъ.

— Какой скандалъ! — воскликнула м-съ Сандерсъ. — Я бы ни за что не поврила, если бы сама не была здсь.

М-съ Клоппинсъ представляла изъ своей особы крошечную леди съ живыми, хлопотливыми манерами и служила совершеннйшимъ контрастомъ м-съ Сандерсъ, женщины гигантскаго роста, плечистой, толстой и жирной.

М-съ Бардль, очевидно, пришла въ величайшій испугъ, и вс вообще погрузились въ крайнее недоумніе относительно весьма важнаго и чрезвычайно щекотливаго пункта: должно-ли имъ, при существующихъ обстоятельствахъ, принимать Пикквика или его слугу безъ предварительнаго совщанія съ господами Додсономъ и Фогтомъ. Въ этомъ критическомъ положеніи сказалось прежде всего необходимымъ създить по башк малютку Бардля, зачмъ онъ осмлился найти въ дверяхъ м-ра Уэллера. На этомъ основаніи юный Бардль получилъ тумака въ лвый високъ и залился мелодическиітъ плачемъ.

— Замолчишь-ли ты, чертенокъ? — сказала м-съ Бардль, създивъ своего сынка еще въ правый високъ.

— Какъ теб не стыдно огорчать свою бдную мать, — сказала м-съ Сандерсъ.

— И безъ тебя y ней слишкомъ много непріятностей, Томми; угомонись, мой милый, — добавила м-съ Клоппинсъ, испустивъ глубокій вздохъ.

— Бдная, бдная мать! — воскликнула м-съ Сандерсъ.

При этихъ нравственныхъ наставленіяхъ юный Бардль завизжалъ, какъ поросенокъ.

— Что-жъ мн длать? — сказала м-съ Бардль, обращаясь къ м-съ Клоппинсъ.

— Примите его, длать нечего, — отвчала м-съ Клоппинсъ, — только безъ свидтелей не говорите съ нимъ ни подъ какимъ видомъ.

— По-моему, двухъ свидтелей будетъ достаточно, — сказала м-съ Сандерсъ, сгаравшая, какъ и другая кумушка, непреодолимымъ любопытствомъ.

— Стало быть, можно впустить его, — сказала м-съ Бардль.

— Разумется, — отвчала съ видимымъ удовольствіемъ м-съ Клоппинсъ… Войдите, молодой человкъ, только потрудитесь напередъ запереть дверь съ улицы.

При одномъ взгляд м-ръ Уэллеръ смекнулъ весь ходъ дла, храбро выступилъ передъ лицо любезныхъ дамъ и обратился къ м-съ Бардль съ такою рчью:

— Очень жалю, сударыня, что личное мое присутствіе разстраиваетъ вашъ комфортъ, какъ говорилъ однажды ночной кавалеръ, обкрадывая старую леди; но дло въ томъ, что я и мой господинъ только-что пріхали въ столицу и надемся скоро выхать опять. Поэтому, сударыня, просимъ полюбить насъ и пожаловать ласковымъ словцомъ.

— Что-жъ, моя милая, молодой человкъ, я полагаю, не виноватъ въ проступкахъ своего господина, — сказала м-съ Клоппинсъ, озадаченная ловкостью и любезными манерами м-ра Уэллера.