Ему чудились такие слова: "Мы всю вечность здесь… вечность мы блуждаем здесь… мы стали частью этого мрака и ты — и ты!.. ТЫ!!! — завывая, протянул жуткий хор, — и ты-ы-ы-ы!!!.. останешься здесь навечно с нами… ты станешь частью мрака, твой голос сольется с нами… мы всегда будем вместе… вместе…"

Алеша зажал уши, но голоса по прежнему звучали….

Обессиленный, уставший Алеша пал на колени и тут его запястье с силой обхватила рука! Он знал — это была рука Чунга!

Алеша так же с силой обхватил эту руку, потом нащупал во тьме Чунгово плечо, опираясь на него встал, и вот… все голоса разом померкли, ушла безысходность. Рядом был друг! Он чувствовал его твердое плечо, его руку на которой не хватало нескольких пальцев. И он был уверен, что теперь, вместе, они непременно выберутся со дна…

И вновь вперед — сквозь тьму.

Ничем не был примечателен этот путь — ни о чем они не говорили и ничего не видели, однако каждый черпал силу из своего спутника.

Долго ли коротко они так шли, но кончилось все тем, что уперлись они в стену. Алеша ощупал ее свободной рукой: холодная, гладкая, поднимающаяся куда-то, наверно очень высоко. У Алеши даже промелькнула мысль — быть может, они сделали во тьме круг и вернулись назад?.. Нет — он сразу же отверг эту мысль…

И он потянул Чунга за собой вдоль стены. Рукой он ощупывал стену, ища на ней какие-нибудь впадины или выступы. Спустя некоторое время ровная стена вдруг провалилась — Алешина рука погрузилась в вязкую тьму…

Немедля он потянул туда Чунга, хотя, впрочем, Чунг сам вскоре вырвался вперед… Они прошли несколько десятков шагов и споткнулись о какой-то уступ доходивший Алеше до колен. Прошли еще несколько шагов и вновь уступ на этот раз более высокий — доходящий Алеше уже до груди. Забрались на него, но тут обнаружили, что стены постепенно сужаются… Вскоре им пришлось идти вереницей — впереди Алеша, позади Чунг, причем рук они не размыкали.

Тут Алеша с ужасом понял, что впереди кто-то есть — вот холодный мрак задвигался, встрепенулся, ударил Алешу в лицо, а следом навалилось что-то походящее на сгусток киселя, это невидимое, ударило мальчика так, что он начал заваливаться назад, на Чунга. Алеша вновь услышал этот беспрерывный надрывистый, скрежещущий, безумный крик. Это нечто обволокло его, и даже слиплось с Алешей, но в следующий миг уже кануло во мглу.

Что бы не лишиться рассудка, Алеша схватился за Чунга. В его голове носились какие-то несвязанные лихорадочные мысли, просто обрывки фраз…

Еще несколько шагов, и вот они уперлись в тупик, в котором и пряталось то, что сбило с ног Алешу… Тупик!

Какой-то катаклизм сотряс некогда это место и под ногами Алеша почувствовал обвалившиеся камни. Он поднял по стене руки и нащупал впадину за которую свободно можно было ухватится и подтянуться… Что он и попытался сделать — тело его словно бы налилось железом, а руки, напротив, показались двумя тоненькими тростинками, но снизу его подсадил Чунг

Алеша поднялся уже, как вдруг Чунг с силой дёрнул его за ногу, и Алеша понял — с его другом приключилась какая-то беда. Алеша спрыгнул и тут почувствовал, как его его ногу обволокло нечто липкое.

Алеша посмотрел себе под ноги, передёрнулся… Прямо под собой он увидел лицо — жуткое расплывчатое лицо, оно было поглощено во что-то, напоминающее очень густую смолу, и светилось желтоватым светом… Лицо слабо и от того особенно жутко шевелилось, даже раскрывался, словно бы шепча что-то, черный провал рта. Алеша вновь закричал, брезгливо топча вцепившиеся в него липкие отростки — отростки эти разминались, словно глина, и тут же собирались вновь и тянули Алешу к ужасному лицу…

Алеша вскинул голову и вот что увидел: все дно по которому он совсем недавно шел было освещено теперь желтым светом и еще видны были колышущиеся отростки, тянущиеся из этого желтого света… Сотни, нет тысячи, даже десятки тысяч отростков.

Тут еще один отростков обвился вокруг Алёшиной шеи; другой — раскрыл ему рот и несчастный почувствовал, как ему в глотку вливается какая-то горькая, обжигающая жидкость. Он забился, задергался, стал отплевываться…

Ярослав прибежал к Северным воротом, стал оглядываться — и оглядывался с сияющим лицом, жаждя поскорее увидеть Алёшу и Ольгу, поведать им о своей радости — их конечно поблизости не было, и он, уверенный, что они с минуты на минуту покажутся, стал прохаживаться вдоль древней, покрытой вековыми трещинами стены.

Из караульной пристройки подошел к нему государев солдат. Повеяло от него таким густым духом насметаненных щей, что Ярославов желудок сразу же дал о себе знать — забурчал, заворчал.

— Глядим — худой ты да рваный, уж не голоден ли?

— Да не отказался бы покушать. — улыбнулся Ярослав.

Через минуту он уже сидел в караульном помещении при Северных воротах, за столом, время от времени поглядывал в зарешёченное окно — не покажутся ли друзья? — и весело разговаривал с троими служивыми, которые как на подбор оказались людьми добрыми и шутливыми.

И когда спросили у него, кто он, и с кем, и где живёт, то Ярослав поведал, что вместе с дедушкой, а также — с братом и с сестрой, направляется он к Янтарному морю, и что намеривается там стать матросом. Тут он с жаром заговорил о море — слова так и лились из него нескончаемым, плотным потоком, глаза пылали, иногда он звенел заразительным смехом, иногда вскакивал, размахивал руками, и раз даже, вообразив себя видно морским валом, взлетел на стол, притопнул по нему — и всё рассказывал, рассказывал — охранники от души потешались, и потом ещё щей подлили…