– О чем речь!
– Челмер с явным удовольствием направился к двери, - но я вернусь!

Ольгерд приготовился обороняться.

– В чем дело, доктор?

– Дело в том, что мне необходимо вас обследовать. И лучше, чтобы экипаж об этом не

знал. Мало ли что... Вы все-таки капитан.

«Считает, что я псих или больной», - усмехнулся про себя Ольгерд.

– Прямо сейчас?

– Чем раньше, тем лучше.

– Я пьян.

– Вижу.

Ясон стоял над ним грозной тенью.

– Ладно, идемте, - сдался Ольгерд, - если стакан спирта для вас не имеет значения...

Он завинтил фляжку и убрал ее в сейф.

– Я думал, вы пришли со мной ругаться, доктор. А вы, оказывается, скорая помощь!

– Что с вами происходит, капитан?

– Ничего. Три года безвылазно в космосе, вот и все.

– Как же вас пропустила медкомиссия?

– Я был здоров.

– Это не имеет значения. Есть правила, есть сроки восстановления... Когда мы прилетим,

если мы вообще долетим с таким капитаном, я это непременно выясню. Можете не

сомневаться. Правила должны касаться всех.

Опьяневший Ольгерд шел за ним по коридору с полным безразличием.

– Я от вас устал, Ясон. Вы мне не нравитесь. Удивляюсь, как мы с вами прошли тесты на

совместимость при формировании экипажа. Или вам тоже кто-то выдал липовую справку?

Доктор не ответил. Он прошел в расколовшуюся пополам дверь медпункта и проследил,

чтобы капитан благополучно добрался до кресла. Стены мерцали уютным золотисто-

коричневым светом, как в деревянной, залитой солнцем избушке. На стене напротив висели

картины какого-то старого города и весьма некрасивой женщины в ядовито-красном платье.

– Это вам для трезвости, - Ясон протянул ему капсулу и стакан с водой.

– Не так быстро, доктор... когда я трезв, я замкнут. Я вам ничего не расскажу.

– Хорошо, - неожиданно согласился доктор.

– В первый раз это случилось в Озерии, мы сплавлялись с отцом на байдарке, мне было

лет двенадцать... Вы же знаете, когда плывешь, никогда не знаешь, что там за поворотом. В

этом и прелесть. Так вот, я знал. Знал... мы могли бы идеально пройти все пороги, но мы все

равно перевернулись. Почему? Потому что это было неизбежно! В этой жизни ничего нельзя

изменить, доктор, нам только кажется, что мы выбираем. Я триста двадцать пять раз

сворачивал на Ингерду. А может, триста двадцать пять миллионов раз... Знаете, мне это уже

надоело. Я каждый раз заново объясняю вам, и вы мне, в конце концов, верите...

– Зачем вы все это выдумываете, капитан? У вас есть более понятная причина. Ваш отец

открыл эту планету. Планета необычная, отца вы боготворите. И идете по его стопам.

Буквально.

– Не понимаю, почему меня нужно вытрясать наизнанку? Я и так сказал слишком много.

Знаете, признаваться в ясновидении - это все равно, что в подслушивании и подсматривании.

Лучше просканируйте мое тело и убедитесь, что я здоров как моллюск.

– Тело подождет, капитан. Сначала вам придется пройти тесты.

– Валяйте, - усмехнулся Ольгерд, - только сейчас придет Венера с порезанным пальцем и

будет говорить с вами о диете, пока вы не покроетесь испариной.

– 7 -

– Держите, - Ясон все-таки протянул ему капсулу.

Ольгерд на этот раз ее проглотил.

– Подождем?

– Подождем.

Матери не следовало лететь с отцом на Альдебаран. Он это тоже знал, но по закону

неизбежности ничего не мог сделать. Гигантское колесо времени крутилось и перемололо ее

в который раз на глазах у отца, чтобы однажды все начать сначала: создать вселенную,

Солнце, человечество, и ее, Шейлу Янс, чтобы, в конце концов, засосать эту маленькую

женщину в песчаную ловушку на буро-зеленой, корявой планете рыжей звезды Альдебаран.

– Ма, останься. У меня все-таки день рождения на носу. Пирожки мне испечешь.

– Пирожки тебе робот испечет.

– Робот-хобот, съел мой чебот... Не хочется мне тебя отпускать, понимаешь?

– Мы к Новому Году вернемся.

Никогда ты не вернешься, никогда!

– Если я открою достойную названия планету, я назову ее твоим именем. Почему отец

назвал планету Ингерда? Слишком много чести для нашей принцессы!