* * *

Он оставался дома еще два дня и утро следующего. Мне пришлось лежать пять

дней в постели, а субботу и

воскресенье провести в гостиной на диване. Он купил больничный столик - сложную

штуку, покрашенную в белый цвет, на

ножках, с ящиком и с отделением для газет, - пичкал меня аспирином и

антибиотиками. Он делал мне какое-то пойло, и я

три дня подряд глотала его, не спрашивая, что я пью: это был, кажется,

абрикосовый сок, сок грейпфрута и ром, все горячее,

почти кипящее. Я сидела на его кровати в комнате с кондиционированным воздухом,

а за окнами пылал июль. В комнате

были задернуты занавески. Я прикрыла плечи его пуловером и глотала желтоватую

смесь, каждый раз глубоко засыпая

после. Позже он стал поить меня бульонами, потом молочными коктейлями (то

ванильным, то клубничным) и, наконец, он

перешел к нашим всегдашним обедам согласно своему обычному циклу. Мне стало

лучше. Голова стала ясной, но в теле по-

прежнему сохранялось такое ощущение, что я упала в пропасть. Он перенес в

спальню телевизор и положил пульт

дистанционного управления рядом со мной на подушку. Он покупал мне кучу

журналов. Вечером садился около кровати и

рассказывал, как дела у меня на работе (для чего специально ходил завтракать с

одним из моих сотрудников). Он научил

меня играть в покер и позволил мне выиграть. Ночью он спал на диване.

С восьми лет, когда я схватила оспу, никто никогда со мной так не

возился.

* * *

Сегодня я решила пойти купить подарок моей матери. Самое время: завтра ее

день рождения. Субботний день,

очень душно. Однако не скажешь, что на улице почти сорок градусов: в магазине

Сакса воздух ледяной, несмотря на то, что

магазин набит народом. Мы в ювелирном отделе рассматриваем браслеты и тонкие

золотые цепочки. Я выбираю один

браслет в форме сердца и другой, с крошечным букетиком эмалевых незабудок.

Именно в эту минуту он шепчет мне на ухо:

"Укради его!" Я подпрыгиваю, опрокидываю стопку свертков, которую стоящая рядом

женщина прислонила к прилавку.

Он исчезает в толпе.

Уши у меня горят так, что, кажется, вот-вот подожгут волосы. Я чувствую,

что кровь бросилась мне в лицо, вижу,

как на запястье пульсирует жилка. Потом я гляжу уже только на свою правую руку:

она сама зажала в кулаке браслет в

форме сердца.

Продавщица совсем рядом со мной, справа. К ней обращаются одновременно

три покупателя. У нее круги под

глазами, и улыбается она как-то натянуто. Тоненький голос внутри меня говорит:

нехорошо воровать по субботам.

Посмотри на нее: она вцепилась в край прилавка, как будто она в осаде, она

устала и особенно от того, что ей приходится

быть вежливой. Ей очень хотелось бы крикнуть всем нам здесь: "Дайте мне

вздохнуть! Уходите! Дайте мне вернуться

домой!" - Какой мерзкий поступок, - продолжает голос.
– Ты могла бы своровать во

вторник утром. И подумать только, что

ты все эти годы ничего не своровала, даже жетон, упавший на пол в кабине

телефона-автомата. Начинать в твоем возрасте!

Я беру второй браслет в правую руку, беру цепочку и говорю продавщице, что я

хочу их купить. Она улыбается мне и

отвечает, глядя на браслет: "Мне тоже он очень нравится".

Я быстро расплачиваюсь, беру бумажный пакетик с украшениями и бросаюсь

вон из магазина. Он стоит,

прислонившись к стене у остановки автобуса на 15-й улице. Он делает мне знак

рукой и одновременно останавливает такси.

Открывает дверцу, ждет пока я перейду улицу и сяду, забившись поглубже.

– Неплохо, - говорит он, когда такси отъезжает.
– Довольно быстро.

Сказав, он протягивает открытую ладонь к моей сумке. Я бросаю в нее

браслет - он мокрый, потому что руки у

меня потные, - и тихо говорю:

– Другой я купила. Я не могла...

Он смеется, берет меня за волосы и привлекает к себе. От его рубашки веет

свежестью. Кожа хорошо пахнет, как