— Ты с ума сошла! — стараясь перекричать вопли толпы, позвал я. — Это же аархи! Скоро их будет здесь целая стая!

Пусть это и люди, пусть обычные смертные… но…

Твари, уже вчетвером, визгливо хихикая, теперь развлекались тем, что хватали из толпы мечущихся людей исключительно мужчин и швыряли ими друг в друга.

— А ты уверен, что их не твой брат послал?! — перекрикивая шум, спросила волшебница, опускаясь рядом. — Стоит мне сделать хоть что-нибудь, он тотчас же это почувствует!

И, не обращая внимания на крики ужаса внизу, девушка развернулась ко мне спиной, и демонстративной прошептав заклинание в который раз за вечер поднялась в воздух.

Задыхаясь от возмущения — как она может быть такой равнодушной? — я посмотрел на площадь.

Тварей прибавилось. Теперь вдесятером они швыряли частями тела несчастных жертв в толпу, идиотски хихикая.

Я невольно вздрогнул, когда одна из аархов цапнула за воротник куртки девушку лет пятнадцати с длинными белыми, словно молоко волосами. Замерев от страха, она наблюдала, как, злобно вереща, вторая аарха заносит над ней когтистую лапу… как сверкают измазанные кровью клыки…

А потом… видения, толпившиеся в голове в утра взяли верх.

На мгновение блондинка, вырывающаяся из когтей аархов, превратилась в Катарину — и, полыхая от ярости, как тысячи раз до этого, я призвал силу… которой вообще-то не могло быть.

Но она откликнулась.

Сиренити, ахнув, камнем рухнула на крышу собора, не в силах пошевелиться. Сердце словно сжало ледяными когтями, перед глазами поплыло. На миг волшебнице почудилась золотистая цепь, соединившая её и демона… Брас, к которому бездна, наконец-то, вернулось настоящее обличие. Брас, вокруг которого вихрится чёрный ураган силы.

— Идиот, ты что творишь?! — прохрипела она, силясь подняться.

Ааархи, не прекращая визгливый хохот, неслись к ним.

— Прекрати! — крикнула волшебница, теперь по-настоящему чувствуя, как сердце начинает биться всё медленнее и медленнее, а из глаз струятся слёзы. — Пре…кра…ти…

На мгновение, растянувшееся словно бы на часы, она увидела, как Брас оборачивается. Как гаснет огонёк в глазах демона. Как исчезает чёрный вихрь вокруг него.

А потом аархи рухнули на них.

Сиренити успела только хрипло крикнуть, рыдая от бессилия. И изящными когда-то пальцами, теперь ставшими когтями, разрезать кожу на запястье.

Потом золотая цепь, соединяющая её и демона, натянулась. Тренькнула и…

И чёрным обухом обрушилась тьма.

Открыть глаза оказалось на удивление сложно. В голове трещали искры, временами превращаясь в настоящий пожар. Уши звенели от ненормальной тишины. Очень незнакомые ощущения, из тех, что я не хотел бы повторять впредь.

И куда делась такая уютная темнота? Свет, наоборот, резал глаза, но слёз почему-то не было.

Всё встало на место резко, в одно мгновение. Свет как-то съёжился и померк. Голова всё ещё трещала, но уже не так сильно, как хотя бы минуту назад. Остальное тело я тоже чувствовал… А зря. Болело оно невыносимо.

Как же я ненавижу это хилое человеческое тело!

Глубоко вздохнув и инстинктивно отметив, что воздух холодный и свежий, я попытался пошевелиться. Лучше б я это не делал — боль вытсрелила с такой силой, что всей выработанной за тысячелетия выдержки едва хватило, чтобы не застонать.

Рядом кто-то плакал. Не рыдал в голос. Нет, только тихонько всхлипывал, временами задыхаясь и глотая слёзы.

Слёзы… Образ светловолосой девушки, сидящей на коленях в пустом храме, мгновенно возник в голове.

Катарина?!

Вид светловолосой девушки, бьющейся в лапах аарха, молнией промелькнул пред глазами. Делая колоссальное усилие, я повернул голову на звук.

Не Катарина.

В кресле рядом с кроватью, где я лежал, сидела Сиренити и, закрыв лицо руками, тихо, самозабвенно плакала, явно наслаждаясь процессом. Чёрные волосы свесились на грудь, плечи вздрагивали, тонкие пальцы судорожно сжимались. Я непроизвольно улыбнулся — странно было видеть, как эта ведьма хоть что-то делает от души. Обычно она скорее себя заставляла, чем проявляла настоящее желание.

— Си…ре…ни…ти, — даже мне голос показался странным — слишком слабый, слишком хриплый…

Девушка вздрогнула. Медленно, очень медленно отняла руки от лица и посмотрела на меня совершенно круглыми серыми глазами, в которых всё ещё стояли слёзы.

Кажется, я улыбнулся ещё шире — и всесильная колдунья, размазывая слёзы по лицу, с силой размахнулась и врезала мне по груди подушкой.

— Идиот! Как ты мог?! Глупец! — кричала она, молотя подушкой — не менее самозабвенно, чем до этого рыдала. — Ты чуть не убил нас! Я… я… я думала… Я думала, что ты умер! А ты?! Ты!