Имруулькайс вежливо кашлянул. Тарик не изменился в лице. Абдаллах пожал плечами:

– Про Куфу издавна говорили: если хочешь драки, выйди на площадь и выкрикни: "Да славится имя халифа Умара!". Тебя тут же побьют и отнимут имущество.

– В общем, так они и поступили. Кого убили, кого побили, а у кого отняли имущество. Наместников твоих, о эмир верующих, они кого прогнали, кого в окно на копья выкинули. В Куфе вот на копья выкинули. Вместе с семьей. А еще у них объявился очередной тайный имам. Которого они тут же провозгласили истинным халифом и правителем и носителем священного пророческого огня, желтого свитка и шайтан знает чего еще, во что свято веруют эти сумасшедшие.

– Где же сейчас пребывает это средоточие всех зайядитских добродетей?
– мягко спросил Тарик.

– Да в Куфе!
– бодро ответил джинн.

– В Куфе, - тихо повторил нерегиль и покивал собственным мыслям.
– Очень удобно.

– Но это еще не все!
– затоптался парсидский кот.

– Говори, о брат по вере, - строго приказал аль-Мамун.

Джинн вздохнул и продолжил рассказ:

– Теперь о столице. Жители Мадинат-аль-Заура и раньше-то не были тверды в верности...

– Вот как?..
– тихо осведомился аль-Мамун.

Повернувшись к Тарику, поинтересовался:

– Ты знал про это?

– Хочу напомнить, что последние годы правления твоего брата я провел... далеко от столицы, - прищурился нерегиль.

– А первые годы моего правления ты провел в бегах. Так что толку от тебя - никакого, я понял, - отрезал аль-Мамун.

И приказал огромному пушистому коту:

– Продолжай, о Хафс.

Джинн обмотал лапы хвостищем и степенно продолжил:

– Так вот, как только вести дошли, в столице начались волнения. Не сказать, чтобы их и раньше не было...

– Я знаю, - пробормотал аль-Мамун.

– Пожары. Потом айяры из квартала аз-Зубейдийа дрались со стражей-харас, - мрачно проговорил парсидский кот.
– Еще дрались на базарах, в паре кварталов сорвали пятничную молитву. Ну и кричали, что халифа околдовали и прибрали к рукам сумеречники.

– Они это уже с год как кричат, - пожал плечами Абдаллах.

– В этот раз дошло до погромов, - джинн поднял почти не видные среди серой густой шерсти уши.

– Что ты хочешь сказать, во имя Всевышнего? До каких погромов?

– Разгромили пару домов наслаждений, мой господин.

– Причем тут сумеречники?

– Ходили слухи, что кто-то из посредников привез в город айютаек. В доме Джамиля-парса действительно нашли девушек-сумеречниц.

– И что?
– прекратил перебирать четки аль-Мамун.

– Убили, - опустил желтые глаза джинн.
– Изнасиловали и убили.

– Очень благочестиво, - мертвым голосом отозвался Тарик.

У нерегиля не было четок, и он просто сцепил руки в замок. Костяшки пальцев заметно побелели. Впрочем, и в лице Тарика не было ни кровинки. Аль-Мамун решил не вступать в словопрения.

– А потом дошло дело и до дворца, - вздохнул кот.

– Что случилось с дворцом, о Хафс?

– Жители столицы провозгласили халифом принца Ибрахима аль-Махди.

– Что?!

Некоторое время в комнате лишь слышалось, как перекликаются во дворе джунгары и время от времени всхрапывают и ржут застоявшиеся лошади.

Четки аль-Мамуна лопнули и рубиновые зернышки разлетелись, словно кто-то разломил спелый гранат. Абдаллах вдрогнул, сплюнул и отшвырнул бесполезную нитку в сторону.

Нерегиль с отсутствующим видом принялся собирать в ладонь упавшие рядом с ним рубиновые бусины.

– Ибрахим аль-Махди, вот как...
– пробомотал аль-Мамун.
– Ибрахим аль-Махди...

– Вазиры, Левая гвардия, стража-харас - все присягнули ему, - четко проговорил джинн.

– Абу аль-Хайджа предал меня?
– тихо спросил Абдаллах.

Кот покачал мохнатой головой:

– Абу аль-Хайджа не стал командовать Левой гвардией. Но он и его таглиб получили земли в Асваде. И новые хорошие дома в квартале, что строится вдоль канала Нахраван.

– Абу-аль-Хайр? Вазир барида?

– Исчез из своего особняка вместе со всеми документами!
– бодро отозвался джинн.

– Понятно, - тяжело уронил аль-Мамун.
– Что с моей семьей? Буран, дети - что с ними?

– Они... бежали.

– Куда?