– Понятно, - пробормотал нерегиль.

Вздохнул и шагнул под полог.

Перед аль-Мамуном валялось столько бумаги, что халиф походил на писца в диване. Карты, свернувшиеся в трубочки письма, здоровенный деревянный футляр с медными застежками...

Рядом с футляром лежала длинная трость черного дерева с золотой оковкой.

Тарег завалился лицом в ковры. Аль-Мамун мрачно глядел в растянутый перед глазами лист письма, делая вид, что не видит нерегиля. За спиной халифа на подушках сидели и мерзли в своих парадных одежках гулямчата - в том числе и давешний. Абдаллах ежился в стеганом халате на вате, с плеч свисало толстое одеяло из верблюжьей шерсти.

Наконец халифу надоело молчать.

– В следующий раз я спущу с твоего аураннца шкуру. И - клянусь Всевышним!
– это не будет метафорой!

Тарег ответил немедленно:

– Это будет воистину бесчеловечный поступок, о мой халиф. Я не верю, что ты способен на такое деяние - ведь это же против... эээ... как это... забыл слово... а! милосердия, да!

В ответ аль-Мамун размахнулся и бросил в него письмом на длинной деревянной ручке. Едва не получив в лоб, нерегиль отбил бумагу ладонью. Смятое послание упало на ковер.

– Это письмо вазира дивана войска, - тихо сказал халиф.
– У меня нет денег на эту войну. Они кончились два месяца назад.

– Соберите с Ушрусана новую подать, - мягко улыбнулся Тарик.
– Ушрусанцам есть за что заплатить казне.

– В Ушрусане восстание. Они перебили чиновников и служащих барида, гарнизоны осаждены в крепостях, - сухо ответил аль-Мамун.

– Ах вот оно что...
– отозвался Тарег.
– А в столице?..

– Волнения. В квартале аль-Азхар разгромили минбары в мечетях, и там пришлось закрыть рынки. Медина голодает. Предместья Куфы грабят бедуины. В Мавераннахре хозяйничают огузы. На Хативу луну назад налетели журжени. Нашей армии нечего есть, и мне нечем ей платить. Нам пора возвращаться, Тарик.

По пологам шатра забарабанил дождь. Гулямчонок в ярко-красном кафтане чихнул и с шумом втянул носом сопли.

Взвешивая каждое слово, нерегиль сказал:

– Если мы вернемся, не закончив дела, мы вернемся ни с чем. Все, кто погиб в этом походе, погибнут напрасно. Через год у карматского дракона отрастут новые головы, страшнее прежних, и ты пожалеешь, что бросил начатое, Абдаллах.

– Ты уже второй месяц не можешь взять Саар. И теряешь караван за караваном.

Тарег зло прищурился:

– Я не чудотворец. И не волшебник. Даже Афшину ибн Кавусу понадобился год, чтобы наладить снабжение армии в горах Фарса!

– Я знаю, - устало отозвался аль-Мамун.
– И еще год, чтобы взять Базз. У нас нет двух лет.

– Саар - ключ к перевалу. Взяв Саар, мы пройдем через перевал и выйдем к долинам под Хаджаром.

– Нет, Тарик.

– Но...

– Нет. Ты и сам знаешь, что это не так. На перевале еще два замка - и двести карматских копий. Сколько мы будем осаждать два горных хисна? Месяц? Два? Три? Того и гляди, пойдет снег. Я потеряю армию, Тарик, - даже не в боях. Мои люди перемрут от холода, голода и болезней. Признай очевидное, самийа. Мы не можем пройти через Маджарский хребет.

Посмотрев Тарегу в лицо, халиф нехотя поправился:

– Во всяком случае, сейчас и с этими силами.

И тихо добавил:

– Нам пора возвращаться.

– Я возьму Саар, - скрипнул зубами Тарег.

– У тебя неделя сроку, - устало покачал головой аль-Мамун.

Дождь докрапывал - редкими, раздражающими каплями. Вроде как ты думал: ну все, все уже пролилось, ан нет - р-раз, и тебе на нос падает холодная капля.

Серая пелена над башнями Саара разволоклась - теперь бродившие вдоль парапетов карматы виделись мелкими, железом поблескивавшими куклами.

Сумама смахнул настырную каплю со щеки. Еще одна клюнула холодом аккурат в губы и поползла в бородку. Стоявший рядом Рафик таким же раздраженным жестом мазнул рукавом по лицу.

– Ну чо?..

– А ничо. Никого не видать.

Сидевший на своем молитвенном коврике каид Марваз горько вздохнул. Сумама очень понимал его - ну как же, друга захватили. Да не одного, говорят. Как их звали, тех ребят? Муса и Абдулла? Вроде как да. Одним словом, нехорошо получилось. Прошлой ночью карматы сделали вылазку - как будто знали, куда и зачем шли. Вышли прямо на передовой дозор, что в секрете сидел. Из двенадцати сидевших двоих покрошили, а десятерых увели в плен. Обычно карматы пленных не брали. А тут десятерых повязали. Вот почему все сидели и ждали - может, чего прояснится?..

За спиной влажно зачвакали по грязи копыта. Оглянувшись, Сумама почтительно склонил голову и поцеловал ладонь - подъезжал халиф. Под ним играла, высоко поднимая ноги, белая красавица-кобыла. Эмир верующих ехал не под зонтом, а на бедуинский манер закрывался абой - накидку над головой он поддерживал кнутовищем. Только вот в пустыне обычно так спасаются не от дождя, а от солнца. У стремени хлюпали мокрыми сапогами серые от холода охранники-зинджи.

За спиной халифа мрачно мотался в седле нерегиль. От дождя он не закрывался, только время от времени встряхивался, как собака.