– Я люблю таких, - покивал Тарег.

– Уверовал прямо на поле боя - вот как бывает, - пояснил Меамори.
– Прям закричал: я уверовал! Ведите, ведите меня к вашему предводителю, я раскаялся в своих заблуждениях и обратился к истине, а в доказательство сослужу вам службу прям в дружбу!

И кивнул на человека, которого вытащили к костру Иэмасу и Аривара.

Бедуин - не из руала, пальцы судорожно мяли край бурой абы, под которой ничего, кроме грязной рубашки, не обнаруживалось - явно трусил. Видно, не ожидал оказаться в круге сплошь сумеречных лиц. Но все же взял себя в руки и, широким жестом откинув край плаща, поклонился:

– Да хранит тебя Всевышний, о Тарик! Мое имя - Абу Джуайль, я из племени бану кайс.

– Далеко же ты забрался от родных земель, о Абу Джуайль, - усмехнулся нерегиль.

Бедуин застрелял глазками и, видно, почуял недоброе. Ибо вдруг грохнулся на колени и воскликнул - простирая к Тарегу руки:

– О самийа! В твоей власти казнить меня или миловать! Но прежде чем ты прикажешь мне есть хлеб мертвых, знай - я могу провести вас к мосту над Вади Руккад! Я могу провести вас в Айн Дакар, за которым начинается мост!

– Мы знаем дорогу в Айн Дакар, о человек, - пожал плечами Тарег.
– Зачем нам для этого ты?

– Но я также знаю, что сказать часовым и разъездам, чтобы они ничего не заподозрили, - осклабился бедуин, показывая гнилые зубы.
– Я скажу, что вы - покрепления от бану кайс. Они, кстати, должны подойти со дня на день...

Тарег обернулся и посмотрел на Меамори:

Этот говнюк не врет.

Не врет, утвердительно прикрыл и открыл глаза аураннец.

Нерегиль смерил заискивающе согнувшегося бедуина взглядом. И улыбнулся.

– Двести дирхам!
– расцвел тот.
– Всего за двести дирхам я отдам в ваши руки сокрушительную победу!

– По рукам, - еще шире улыбнулся Тарег.

Человек полез было на ковер с благодарственными речами, но его быстро оттащили от брезгливо подобравшегося командующего.

– Идите-идите, - ласково помахал Меамори утаскивавшим бедуина воинам.
– Я сейчас подойду.

И сел перед Тарегом:

– Что скажешь, князь?

– Возьми пять сотен. Переоденетесь бедуинами. Сними в Айн Дакаре часовых и держи вилаят и мост до нашего подхода.

– Что прикажешь делать с лагерем в Йакузе?

– Посмотри на него поближе. Если наши подозрения верны, то...
– тут Тарег красноречиво усмехнулся, - ... действуй по обстановке.

– Я понял, - разулыбавшись, покивал Меамори.
– С ним?..

– Отдай ему его награду, - пожал плечами нерегиль.

– С лагерем?..

– Убей там всех, кого встретишь. Но, - неожиданно выставил палец Тарег, - смотри мне, Меамори - без этих ваших... кулинарных изысков!

Аураннец попытался обиженно надуться, а нерегиль прикрикнул:

– Я сказал, слушай меня! С тобой люди пойдут! Так что смотри мне - никаких сердец, печенок и пупков! Не вздумайте там закусить на глазах у моих воинов! Никаких супов из потрошков, - ты понял меня, любитель требухи?

Аураннцы захихикали.

– Чего вы смеетесь? Что я такого сделал?
– дулся Меамори.

– А кто вчера с соевым соусом сердце жрал на пару с дамой?!

Кругом уже хохотали:

– Но-Нейи, скажи, довольна осталась дама? Соевым соусом, хи-хи-хи...

– Между прочим, дама после сегодняшнего боя раненая лежит!
– обиженно сказал Меамори и поднялся на ноги.
– Я беспокоюсь за нее - весь лоб рассечен...

– Прости, - склонил голову Тарег.

И обернулся к стоявшей на траве плетеной корзине. На ее укрытом подушкой дне лежал джинн и пытался лениво прихлопнуть лапой кончик собственного хвоста.

– Съездишь прогуляться, Имру? Разомнешься, проветришься...

Котяра прижмурил глазищи и строго ответил:

– Я в черной меланхолии, Полдореа. Когда во мне преобладает черная желчь, стихи не пишутся. Тоска моя безгранична. Не тревожь меня, нерегиль.

– Зажрался ты, вот что, - недовольно пробурчал еще один голос с другой стороны ковра.

И тигр Митамы - а это был, конечно же, он - с трудом перевернулся на спину и блаженно раскинул коротенькие лапки:

– От лежания на боку смеси в твоем теле не выправятся, Имруулькайс. Закиснешь - пеняй на себя.