Дельный парень, сидя молчком на стуле с торца стола, покраснел от удовольствия и потупил глаза:

— Я обещать, я всегда выполнять, когда обещать! — и тут же покраснел ещё больше, видимо вспомнив, как он обокрал своего папашу и сбежал из дома. Это деяние совсем не тянуло на доблесть...

— Рила, пошли, поможешь мне помыться — у меня сил уже нет, одной здоровой рукой трудно.

— Конечно, конечно, пошли! — заторопилась Рила — Мирака, сними ты с них эти дурацкие ошейники и усади за стол! Покорми их, налей отвара, я пойду Мана отмывать.

Мы прошли с девушкой в ванную комнату, я снял меч, сбросил всю одежду и встал под струю прохладной воды, текущей из трубы.

За ночь вода, нагретая солнцем слегка остыла, и я с наслаждением ловил лицом живительную струю. Про себя я, по привычке, повторял бабушкино заклинание, которому она меня научила: «Внучек, меня ещё моя бабушка учила — вот ты льёшь на себя воду, а сам приговаривай: «С меня вода, с меня худоба!» — и если кто-то на тебя напустил порчу, или коснулось тебя зло — всё текучая вода и смоет!»

Теперь я с улыбкой вспоминал её слова и повторял её простое, незатейливое заклинание, чтобы смыть грязь и страшное зло, которого я коснулся в особняке у Амунга. При воспоминании о том, что я его убил, кроме удовлетворения хорошо выполненной работой , у меня не возникало никакого чувства.

Рила тёрла меня, мылила, оттирала и причитала надо мной — до сих пор были видны остатки тяжёлых ран, которые я получил в драке с бандитами Амунга, и они ещё не успели до конца затянуться.

Девушка обтёрла меня полотенцем, как ребёнка, и не одеваясь, я прошёл в её спальню, подошёл к кровати и с размаху плюхнулся назвничь, вырубившись, упав, как подрубленное дерево. Событий за эти сутки было столько, что хватило бы на несколько жизней. Даже моему модифицированному организму нагрузка была запредельной.

Я спал так, что уже не слышал и не чувствовал, как Рила накрывала меня одеялом, как легла рядом, обняв меня и гладя по спине — это она уже потом мне сама рассказала. Я лежал плотно, как бревно на лесоповале и мне было совершенно наплевать, что рядом лежит обнажённая красотка. Как говорил один грузин: «Нэ дай бог так проголодацца!»

Мне снилось, что на меня напали работорговцы и схватив за руки, пытаются меня зажать. Я отбиваюсь, пытаюсь их отбросить — но никак, силы меня покинули. Последним усилием я размахиваюсь ииии...просыпаюсь.

Лежу на постели голый, надо мной стоит Рила и озабоченно меня трясёт:

— Вставай, Ман! Вставай, скорее! Через два часа корабль уходит, нам надо в порт!

Я вскочил, как подброшенный пружиной — день уже в разгаре, и если мы хотим побыстрее отсюда убраться — надо скорее собираться и уезжать.

Натянул приготовленные мне штаны и рубаху, затянул сандалии, и следом за Рилой, почти бегом, спустился в столовую.

Там царила суматоха — все бегали, суетились, девки шумели, чего-то тащили и укладывали, присутствовал даже сам Рагун, которого вытащили из его убежища и заставили протрезветь. Он был этим не вполне доволен, и взирал на суету и беготню с отвращением и ненавистью.

Рагун поприветствовал меня довольно сердито:

— Рассказали мне вкратце, что ты тут начудил! Не знаю точно, во что это всё выльется, но то, что жить как раньше мы в этом городе не будем — это бесспорно. Да и весь город теперь не будет жить, как обычно — кто будет теперь властвовать над невольничьим рынком? А это невероятно лакомый кусок, будет теперь передел территорий, война будет между бандитами! Ну да ладно — хорошо, что ты этого Амунга ухайдакал — туда ему и дорога. Весь город вздохнёт — его все ненавидели. А в рейс мы теперь не пойдём — пока не уляжется суматоха, а это на месяц-полтора, точно. Забирай Рилу, этого голубоглазого красавчика, своих рабов и валите скорее на Арзум от греха подальше. Кстати — вот вам и будет повод наладить там контакты по продаже пряностей — нет худа без добра, может правда ещё и выгоднее будет. Скорее увози своего этого белого, мне тут только не хватало внуков с голубыми глазами — девки на него вешаются, как безумные! Совсем спятили — надо скорее их замуж выдавать! Кстати, чего там у тебя с Рилой? На время, или...?

— Папа! Отстань от Мана! Некогда нам разговоры разговаривать! Иди на задний двор, скажи, пусть запрягут загаров, не пешком же нам в порт тащиться! У нас сумки тяжёлые, да и народа внимание не хочу привлекать. Ман, не слушай его! Иди обедай, сейчас поедем! Я уже готова, сумки нам собрали, парни и девки готовы — всё, сейчас выезжаем!

Я не сумел даже слова вставить в монологи папы и дочки, и молча поплёлся к обеденному столу.

Там, за столом, заметил сидевшего на табуреточке Рункада, с изумлённым выражением лица глядевшего на происходившую суматоху, на пролетавших мимо с какими-то вещами в руках полуодетых и почти раздетых девушек, на здоровенные сумы, в которых мог уместится не очень крупный человек, и на отмытых моих «рабов»,о казавшихся вполне миленькими и очень даже симпотными девчонками лет четырнадцати, одетыми теперь как и все окружающие девицы в набедренные повязки и топики, и на парнишку лет пятнадцати, тоже очень симпатичного, худощавого и с правильными «интеллигентными» чертами лица.

Неожиданно Рункад сказал:

— Есть проблема! На Арзум не принято ходить женщина как тут, голая! Там все женщина одеты, как мужчина, ну почти как мужчина — в женский штаны, рубаха! Там холодно, никак тут! И могу арестовать стража, если они будут ходить как тут — там только шлюха ходит как тут женщина!

Ой, мамма-миа! И правда — я привык уже ходить среди почти голых и совсем голых людей и уже не замечал наготы (ну, почти не замечал, если быть честным!), и упустил из виду такое дело! Поймав на лету Мираку, я сходу объяснил ей проблему, она ойкнула, всё поняв, отловила Рилу, объяснила ей и они, схватив Рункада и трёх девчонок, на отцовском возке помчались на рынок — Рункад сказал, что он видел на рынке лавку, торгующую вещами, которые в ходу на Арзуме, и они могут там купить что требуется для приличного вида.